В одно касание
Шрифт:
Увидев шагающего Антона, припала к груди Шилова.
– Возвращайся скорей, пожалуйста.
И пошла быстрым шагом прочь.
Из экспедиции написал два длинных письма, она отвечала.
Затем наступил напряженный период в работе, необходимые замеры, расчёты, работа над диссертацией захватила Шилова целиком.
Помощь ему оказывала юная практикантка Ксения. Приносила из библиотеки необходимые материалы, переписывала страницы, редактировала, проверяла выкладки и результаты экспедиции.
Лишь в середине июня, когда Антон засобирался домой, Шилов понял, что не успевает завершить работы.
Поэтому папку с черновиками и готовую диссертацию вручил другу. Для передачи в институт.
Что это было? Затмение?
Диплом, конечно, защитил, даже с блеском. А диссертация пропала. Впрочем, и необходимые черновики.
– С перелетом этим, с пересадками, ты же знаешь!
Оправдывался Антон.
Он еще не догадывался о главном.
Телефон её не отвечал.
Июльским вечером долго ожидал возле знакомого дома.
– Алена!
Вздрогнула, остановилась. Ждала, когда подойдет.
– Алена, здравствуй! Что происходит?
– Ты зачем пришел? Мне все рассказали.
– О чем?
– Об экспедиции, о том, как ты путался с этой практиканткой Ксенией. Дни ночи проводя вдвоем, якобы за работой.
– Кто тебе мог такое…
И Шилов осекся на полуслове. Внезапно всё встало на свои места. Просто и ясно.
– Прости!
Резко развернулся и побежал к ближайшей автобусной остановке.
Через полгода, будучи в Чуйской долине, встретив сокурсника, узнал, что Антон провел защиту диссертации, именно той темы, разрабатываемой Шиловым, после чего состоялась свадьба. Обжигающая новость выбила из колеи.
И не стал даже расспрашивать, кто была невестой.
Прошла еще одна жизнь. Шилов сумел добиться своего в геологии и в жизни. Дочь работает в крупной нефтяной компании, сын в Праге, занят медиа-бизнесом. Жена – врач, практикуется в частной клинике.
Привыкший к размеренности, однажды утром, за завтраком, раскрыв журнал, прочел воспоминания выпускника Тульского политеха за 1970 годы.
Таймыр, жестокие морозы, энтузиазм. Поиски истины.
Пробежав строки, наполненные бездарностью и пафосом, обратил внимание на автора.
– Ола ла! Антон Колесников!
Тут же, его должность в солидной компании.
И Шилов собрался в дорогу.
Стремительно поднялся с дивана. Подошел к столу.
Глядя на снующие пальцы печатающей секретарши.
– Скажите, как зовут жену Антона Николаевича?
И она, растерявшись от неожиданного вопроса, удивленно вскинув брови.
– Эльза. Они месяц назад жемчужную свадьбу отметили.
Обворожительная зима
Ей чуть за тридцать. Но об этом знает она, да летящие навстречу снежинки. Трогательный силуэт, свежесть лица, изящность и лёгкость походки.
Взглянув, не определишь ни возраста, ни семейного статуса. Тонуть в глазах – ничего не сказать. Бездонность.
Из тех, что заставляет обернуться при утренней спешке, отыскивая её взглядом в толпе.
История, словно начатая акварель, со слабыми красками и размытая временем, известна лишь близким подругам, немногим сотрудникам по работе.
«Слава Богу, ни сочувствия, ни дружеской снисходительности».
Нейтральность диалогов; городские новости, косметика, модные сапоги для наступившей стужи. «Как они могут так много курить»?
«На третий день цветения сакуры, в воздухе цвета персика, над ледяной вершиной горы» – присутствие какой-то лёгкой тревоги, с ощущением холода и бесприютности.
Мысли путаются.
– Тебя к телефону!
Беспокойный был сон, стремительный, почти не запомнившийся. Чёрные ветви за стылым стеклом.
Хочется горячего чаю.
В высоком светлом здании, по ночам, из-за освещения, напоминающего средневековый замок, одна такая. Остальных забирают мужья, подкатывая к парадному на автомобилях к концу рабочего дня. Бип – бип! Закрывающиеся двери, взмах руки, хруст снега под колёсами.
Отрицая торопливость, плавно ступая по лестнице, поворачивает к универсаму. Кефир, галеты, фрукты. Медленно идя по людной улице, задерживается возле строящегося храма, откуда видна излучина реки, дальний берег, низкое солнце. Сверкающий лёд, заснеженность, белая пелена.
«Что? Вы ошиблись, я не Светлана».
Мягко улыбнувшись, уходит, уходит в сумерки, в свет фонарей, растворяется в сверкающей замяти.
Чуть зябко. От холодных огромных окон, от уличного сквозняка. От одиночества.
Знакомые, близкие уголки. Тёмные, с искрами отсвета рекламы. Пульсация времени, разбавленная непонятной грустью.
Впрочем. «Боже, завтра и послезавтра – выходные».
Просыпаться, разметавшись на смятой за ночь постели, варить кофе. Стоя у окна, в короткой рубашке и босиком, смотреть вдаль, над крышами, в неведомый простор, до горизонта, словно ища невидимую звезду за недоступной чертой. За белоснежным дивным пологом, упавшим так рано в этом году.