В огонь и в воду
Шрифт:
— Вы сейчас спрашивали, как меня зовут, принцесса. Не угодно ли вам прочесть эту бумагу, и прочесть громко? Не мешает, чтобы маркиз знал, кто я такой, прежде чем мы скрестим шпаги.
Взглянув с любопытством на того, кто так почтительно склонился перед ней, принцесса Леонора посмотрела на бумагу, вынутую молодым человеком из кармана. Лицо ее осветилось радостью.
— Ах! Я знала, что судьба создала вас дворянином! — сказала она и звонким голосом прочитала следующее: — «Вы видите перед собой моего сына, Гуго Поля де Монтестрюка, графа де Шаржполя,
— А теперь становитесь, становитесь же скорей, маркиз! У вас имение, а у меня имя…
Маркиз занял позицию, но Гуго остановил его знаком и, обращаясь к своим товарищам, сказал им повелительным голосом:
— Никто не должен сходить с места, даже если я упаду… ни ты, Коклико, ни ты, Жаклен!
Кадур подошел поближе и, скрестив руки, устремил огненный взор на Гуго.
Шпаги встретились. У Гуго была в руке та самая, которой отец его, граф Гедеон, убил барона де Саккаро. На клинке еще виднелись пятна крови.
Маркиз сначала надеялся легко сладить с молодым графом, но скоро понял, что перед ним противник нешуточный, и стал гораздо внимательнее. Гуго хладнокровно, полностью владея собой, щупал своего противника. Наконец с быстротой молнии он обезоружил маркиза.
Коклико поднял шпагу и подал ее маркизу.
— Продолжайте, маркиз; это ничего! — сказал Гуго.
Маркиз явственно расслышал шепот и сдавленный смех зрителей и с яростью кинулся на противника.
— Вы открываетесь, маркиз, берегитесь! — предупредил Гуго.
И во второй раз он отбросил шпагу маркиза в угол залы. Маркиз бросился за ней, как волк, но Коклико уже опередил его и опять подал ему шпагу, держа ее рукояткой вперед.
Бой возобновился — жестокий, упорный, молчаливый. Глаза маркиза горели, зубы были стиснуты. Вдруг, и в третий уже раз, шпага вылетела у него из рук.
— Браво! — крикнула принцесса, поддаваясь невольно удивлению при виде ловкости и невозмутимого хладнокровия молодого графа.
В отчаянии, совсем обезумев, маркиз схватился обеими руками за голову.
— Ах, убейте меня! — вскричал он. — Да убейте же меня, наконец!
— Хорошо! Теперь будет кровь! — ответил Гуго, между тем как Коклико опять с улыбкой подал шпагу маркизу.
Гуго собрался с силами и, не ожидая уже нападения противника, как только скрестились клинки, первым же ударом проколол насквозь руку маркиза. Та безжизненно повисла, и пальцы маркиза выпустили шпагу. Гуго схватил ее и, вложив сам в ножны, висевшие на поясе маркиза, который смотрел на него, ничего не понимая, сказал ему:
— Маркиз, носите эту шпагу на службе его величеству королю.
Коклико бросился к окну и крикнул фигляру:
— Эй, приятель! Убери-ка медведя и освободи гарнизон!
Принцесса подошла к Гуго, бледная, взволнованная, и сказала:
— Граф, я считаю себя счастливой, что встретилась с вами, и надеюсь еще встретиться. Ваше место вовсе не здесь в глуши, а при дворе…
Между тем страшная борьба происходила в душе маркиза.
— Граф де Монтестрюк, у вас сердце дворянина, как и имя дворянина… Обнимемся.
— Вот это благородно!.. — воскликнула принцесса, наблюдавшая за маркизом. — Поклянитесь мне оба, что искренняя дружба свяжет вас отныне навеки.
— Ах! За себя клянусь вам! — вскричал маркиз с удивлением. — Эта дружба будет такой же глубокой и такой же вечной, как и мое восхищение вами, прекрасная принцесса!
Она улыбнулась, краснея, а Гуго и маркиз по-братски обнялись. Дворецкий, прибежавший наконец с людьми маркиза и не понимавший еще, что тут произошло в его отсутствие, поднял руки к небу при виде этих неожиданных объятий.
Маркиз рассмеялся и вскричал:
— Черт возьми, старик Самуил, еще не то увидишь теперь! Знай, что этот молодой человек, протянувший мне руку, — друг мой, лучший из друзей, и я требую, чтобы он был полным хозяином в Сен-Сави. Лошади, экипажи, люди — все здесь теперь принадлежит ему!.. И клянусь чертом, мне бы очень теперь хотелось, чтобы он пожелал чего-нибудь такого, чем я особенно дорожу, чтобы я мог тотчас отдать это ему и доказать, как высоко я ценю его дружбу!
В эту минуту взор его упал на араба, который все еще стоял в стороне, неподвижный и молчаливый. Вдруг выражение лица маркиза изменилось, и он вскричал:
— А! Ты, неверный, изменяешь своему господину! Ну, пришла теперь и твоя очередь!.. Плетей, Самуил, плетей!.. Пусть четверо слуг схватят этого чернокожего разбойника и забьют его до смерти!..
Самуил с четырьмя слугами уже направился было к арабу, когда Гуго вмешался:
— Вы сейчас сказали, маркиз, что охотно отдадите мне все, чего я пожелаю?
— Сказал и еще раз повторяю… Говори, чего ты хочешь?..
Гуго показал на араба:
— Кто этот человек, которого зовут Кадуром?
— Дикий, проклятый невольник, взятый у корсаров африканских… Мне подарил его двоюродный брат, кавалер Мальтийского ордена.
— Отдай его мне!
— Бери. Если Сент-Эллис что-нибудь пообещал, он всегда держит слово.
Гуго подошел к Кадуру и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты свободен.
— Сегодня меньше, чем вчера, — ответил араб.
И, взяв в свою очередь руку графа де Монтестрюка и положив ее себе на голову, он продолжал цветистым языком Востока:
— Ты обвил мое сердце цепью крепче железной… я не в силах разорвать ее… От самого Бога она получила имя благодарности… Куда ты ни пойдешь, и я пойду, и так буду всегда ходить в тени твоей.