В огонь и в воду
Шрифт:
— Напротив. — И, раскрыв плащ, Гуго показал ей, что он весь пробит пулями.
— Ах, боже мой! — воскликнула принцесса, сложив руки.
— Не пугайтесь: в меня только целились, но не попали. Вы говорили о несчастье? Не совсем так, но меня преследуют… а в конце, быть может, меня ждет арест!..
— Что вы! Под каким предлогом? Что же вы такое сделали? В чем вас обвиняют?
Хлоя вошла перепуганная.
— Я не знаю, право, что происходит. Там офицер из дозора и с ним четверо солдат; они выломали двери: офицер требует, чтобы ему позволили осмотреть дом: уверяет, что здесь прячется какой-то
В соседней комнате действительно послышались шаги.
— Скорее туда, — сказала принцесса, толкая Гуго в смежную комнату, — там моя спальня. Спрячьтесь в алькове. Клянусь, они не пойдут туда искать вас!
Гуго исчез; принцесса встала перед Хлоей, которая схватила первое попавшееся платье, готовясь подать ей. Постучались в дверь.
— Войдите, — сказала принцесса.
Появился офицер со шпагой наголо.
— Что это значит? — спросила она высокомерно.
Увидев ее, офицер снял шляпу.
— Извините, что я вхожу к вам ночью, но у меня есть приказ об аресте, и я должен его исполнить.
— Очень хорошо! — возразила принцесса. — Но какая связь, хотела бы я узнать, между вашим приказом и моим особняком? Уж не меня ли вы явились арестовать?
— О нет! Одного господина, за которым мы гнались и который, по всей вероятности, скрылся именно здесь.
— А!.. А какое преступление совершил этот господин?
— Граф де Монтестрюк дрался на дуэли, нарушив все законы, и ранил не только одного капитана, проливавшего кровь на службе его величества, но еще и двух или трех солдат, посланных схватить его, и, следовательно, выказал неуважение к правосудию. Убийство и бунт — вот совершенные им преступления. Тут речь идет о его жизни, так как его величество требует прежде всего повиновения его воле.
— А почему вы думаете, что граф де Монтестрюк спрятался в этом доме?
— На стене вашего сада нашлись свежие следы: наверху есть царапины от шпор… я приказал осмотреть сад.
— Без моего разрешения?
— Дело было спешное: он мог ускользнуть от нас.
— Какое усердие! Можно подумать, право, что тут замешана ненависть.
— Да, я в самом деле ненавижу графа де Монтестрюка.
— За что же? Что он вам сделал?
— Мне-то ровно ничего, я его даже не знаю… Но раненный им на дуэли капитан, может быть, не вынесет раны, а он — мой отец. Не по крови; но я привязан к нему, как сын, узами вечной благодарности… Я обязан ему спасением жизни.
Принцесса Мамиани вздрогнула: она имела дело не с простым солдатом, которого можно прогнать или подкупить, но с беспощадным врагом. Если отыщут Гуго, он пропал. Перед ней стоял высокий бледный молодой человек с выражением печали и решимости на лице.
Офицер помолчал с минуту, как бы подавленный жгучими воспоминаниями; принцесса смотрела на него внимательно.
— У меня было поручение в провинции, — продолжал он, — когда между ними состоялась эта роковая дуэль; как только я вернулся, я узнал о ее исходе, и всего какой-нибудь час тому назад мне донесли о том, что произошло между графом де Монтестрюком и дозором. Я взял дело в свои руки.
Только он закончил, появился солдат и, стукнув по ковру прикладом ружья, сказал:
— Поручик,
Поручик пристально посмотрел на принцессу:
— Вы слышите?
Положение становилось критическим; принцесса ясно слышала тяжелое биение своего сердца и боялась, что и офицер его тоже услышит; взор ее блуждал по комнате и невольно скользил по двери, за которой скрылся Монтестрюк. Молчать дольше было опасно. Тут к ним робко подошла Хлоя и, опустив глаза в замешательстве, сказала:
— Не угодно ли вам будет спросить у солдата, не заметил ли он рядом со следами, которые довели его до террасы, других следов, поменьше и в том же самом направлении, как будто двое шли рядом по саду?
— Правда, — ответил солдат. — На песке в самом деле видны два следа, один побольше, а другой поменьше.
— Ну, как ни совестно мне признаваться, но я должна сказать, что это я оставила следы.
Принцесса вздохнула. Она охотно поблагодарила бы Хлою за вмешательство, но должна была притвориться удивленной.
— Вы? Что это значит?
— Я все расскажу, — продолжала субретка, не поднимая глаз. — Я спустилась в сад, чтобы дождаться кое-кого — я готова его назвать, если прикажете, — и с ним вернулась в особняк через маленькую дверь в галерее, отворив ее вот этим ключом. Я едва смею просить о прощении, принцесса…
Все это было сказано с таким смущением, что невозможно было не поверить.
— Я прощаю, — произнесла принцесса, — именно за откровенность вашей неожиданной исповеди. Надеюсь, теперь господин офицер сам поймет, что его подозрение было совершенно неосновательно: искали следы беглеца, а нашли следы влюбленного. Сознайтесь, что в эти дела правосудию нечего вмешиваться!
Принцесса улыбнулась. Она ясно показывала офицеру, что ему пора уйти. Тот еще раздумывал, но вдруг, спохватившись, проговорил:
— Я не могу не поверить искренности этого рассказа, но, к несчастью, на мне лежит суровый долг, и я обязан его исполнить. Сад осмотрен, но дом еще нет. Надо и его осмотреть.
— Пожалуй, — хладнокровно ответила принцесса, решительно направилась к дверям, за которыми скрылся за несколько минут до этого граф де Монтестрюк, смело отворила их и продолжила, взглянув прямо в глаза офицеру: — Вот моя спальня. Можете войти, но когда я вернусь на родину, во Флоренцию, я расскажу моим соотечественникам, как уважают в Париже права гостеприимства, которого ищут во Франции знатные дамы, и какую предупредительную вежливость здесь им оказывают.
Офицер призадумался.
— Что же вы не входите? — спросила принцесса. — Вы сейчас застали меня за туалетом, который я готовлю для балета в Лувре. Немного позднее вы бы застали меня в спальне, где все приготовлено на ночь.
Слабый свет лампы позволял поручику видеть через отворенную дверь поднятые занавески алькова, белую постель и ночной туалет. Он отступил на шаг.
— Итак, принцесса, вы никого не видели?
— Никого.
— Вы клянетесь?
Принцессе показалось, что занавеска алькова колыхнулась, как будто невидимая рука готовилась приподнять ее.