В огонь и в воду
Шрифт:
— Я говорю это из предосторожности. Я только что щупал вам пульс: если вы надумаете писать красивые фразы, то не успеете поставить подпись.
Джузеппе, собравший последние силы в эту торжественную минуту, приподнял графа, который взял перо и довольно твердой рукой написал три строчки, поставил подпись, свернул лист вчетверо и приложил на горячий воск, накапанный на бумагу черным человеком, большой золотой перстень с гербом.
— Есть у меня еще время? — спросил он.
— Да, немного… не
Граф взял еще лист бумаги и тем же пером написал:
«Графиня, я умираю христианином, хоть и жил хвастуном; простите мне все зло, которое я вам сделал… Вверяю вам сына».
Затем, обращаясь к Джузеппе, он сказал:
— Эти два письма отдай графине де Монтестрюк, жене моей, а этот перстень — моему сыну.
Граф опустился на солому, закрыл глаза, сложил руки; губы его слабо шевелились. Джузеппе стал на колени и положил подле графа его обнаженную шпагу. Все молчали во дворе. Священник читал отходную.
Вдруг граф открыл глаза и, взглянув на Джузеппе, сказал твердым голосом:
— До свидания!
Дрожь пробежала по всему его телу.
— Приими, Господи, душу его! — произнес священник.
— Вот и второй! — прошептал итальянец.
Джузеппе обернул тело господина в плащ и, положив его на носилки, направился к замку Монтестрюк. Шествие двигалось медленно; Джузеппе ехал верхом, держа лошадь графа в поводу. Он спрятал оба письма на груди, а перстень в поясе. Время от времени у него кружилась голова, но он не поддавался, говоря себе: «Все равно доеду».
К концу ночи он увидел стены замка, выступающие из мрака.
— Кто идет? — крикнул часовой, заметив толпу людей, подходивших к воротам.
— Благородный граф де Шаржполь, мой господин, возвращается мертвым в свой замок.
Подъемный мост опустился, и процессия перешла ров.
Если бы Джузеппе вместо того, чтобы войти через ворота, взял по тропинке, огибавшей скалу, на которой возвышалась стена замка, он, может быть, различил бы две обнявшихся тени в черной раме окна, наверху большой башни. Графиня обнимала графа де Колиньи и никак не могла с ним расстаться.
— Итак, настал час проститься, — говорила она, — и навсегда!
— Не навсегда, Луиза, я вернусь.
Она качала головой, и слезы текли по ее лицу.
— Нет, нет! Вы не вернетесь… Арманьяк далеко… а в Париже так хорошо!
Ее душили рыдания; ничто не могло унять ее отчаяния — ни клятвы, ни обещания.
— Я чувствую, — говорила она, — что никогда больше вас не увижу!
Бледный свет, предвестник утра, забрезжил на горизонте.
— Вот уж и день! — сказала Луиза, вздрогнув, обняла Колиньи в последний раз и произнесла: — Прощай!
Она прильнула губами к его лбу и безмолвно указала на веревку у окна.
Тут со стороны ворот послышался шум, потом завизжали цепи подъемного моста и раздался стук упавшего помоста.
— Боже! — воскликнула графиня. — Это, может быть, граф де Монтестрюк!.. Ступайте! Ступайте!
Графиня стояла, задыхаясь от страха, у окна, пока граф де Колиньи не спустился по веревке и не скрылся в лесу. Дрожащей рукой она схватила веревку и, притянув ее наверх, спрятала в сундук. Едва она успела затворить окно, как в дверь постучали.
— Кто там? — спросила она глухим голосом.
— Это я, Джузеппе, ваш слуга, с поручением от графа де Монтестрюка, моего господина.
Луиза отперла дверь, и Джузеппе со шляпой в руке, бледный, расстроенный, вошел в комнату.
— Графиня, — сказал он, кланяясь, — вот письма, которые граф приказал мне вручить вам. Кроме того, он просил передать этот перстень его сыну.
Графиня взяла у него из рук письма и перстень.
— Но сам граф?.. — спросила она наконец.
— Граф следует за мной. Извольте взглянуть.
Джузеппе раздвинул складки портьеры и показал графине носилки, поставленные слугами посреди комнаты. На них лежало тело графа. Из груди Луизы вырвался крик:
— Умер!
— Умер со шпагой в руке, как дворянин и как солдат.
В нескольких словах Джузеппе рассказал ей, как, проведя ночь за картами в Лектуре, граф отправился на рассвете искать барона де Саккаро и как, застав его в Сен-Жан-ле-Контале, напал на него и убил.
— Тогда граф и написал письма, которые я обещал доставить вам. Потом он скончался от ран, получив отпущение грехов.
Луиза упала на колени, закрыв лицо руками.
— Теперь, графиня, мое поручение исполнено и я могу идти.
И Джузеппе тяжело опустился на пол возле своего господина.
— Вот наконец и третий! — сказал он.
Служители, принесшие носилки, уже ушли. Графиня осталась одна с двумя трупами; кое-как она дотащилась до окна, ухватилась за него и с трудом выпрямилась. Вдали по дороге неслось облако пыли.
— Ах! Вдова и одна! — Луиза подошла к столу. — Но я могу написать, послать к нему верхового, вернуть его…
Она уже готова была опустить перо в чернила, но бросила его.
— Как! Я предложу ему руку и вместе с ней заботу о разоренной женщине!.. Если граф де Монтестрюк искал смерти, то я могу догадаться, что у него ничего не осталось… Сделаться бременем для него, после того как была его счастьем!.. Ни за что! Я сохраню имя, которое ношу, и добьюсь, чтобы сын того, кого уже нет в живых, носил это имя с честью.
Она затворила окно и больше уже не смотрела на белое облако, исчезавшее вдали. «Теперь прошлое умерло, надо думать только о будущем», — решила она.