В океане "Тигрис"
Шрифт:
А соседство хоть и навязчивое, но полезное: на сейнере есть душ, и мы все сегодня с наслаждением помылись.
Тур договорился на метеостанции, что нас будет сопровождать до залива портовый буксир. Теперь бы ветер только попутный, северный!
ВЕЧЕРНЯЯ ЗАПИСЬ
Ветер задул. Стартуем завтра в пять утра. Все ушли ужинать в город, а Карло, Герман и я остались на борту и провели время в гурманстве и задушевных беседах. Гуляки же наши вернулись с берега голодными и хищно набросились на то, что на столе уцелело. Детлеф вырывал тубы чуть не из рук бедного Асбьерна, уплетал космический рацион за обе щеки и приговаривал, что берет все сомнения насчет него обратно, чем доставлял мне, понятно, удовольствие и давал сатисфакцию за свои былые капризы.
День закончился тяжким переживанием для главбуха Асбьерна и снабженца Рашада. Они решили устроить друг другу ревизию и часа три просидели, сверяя записи на бумажных клочках и мучительно вспоминая, когда, на какие нужды и сколько потрачено.
21.30. Надо спать.
ДВА ДНЯ СПУСТЯ
Долго не было возможности сесть за дневник, зато сейчас досуга сколько угодно. Сухо, тепло, светло, полированный стол, мягкое кресло, радио мурлычет. Глубоко внизу гудят машины.
Непредвиденным способом продолжается путешествие…
Расскажу по порядку, подробно и добросовестно. Несмотря ни на что, я — на «Тигрисе», и ведение дневника — моя вахта.
ТАЛАССА, ТАЛАССА!
«Море, море!» — этим кличем, как повествует Ксенофонт, десять тысяч греков, отступая из Персии, приветствовали сверкающие просторы, к которым долго и самоотверженно пробивались.
Второго декабря в пять часов утра портовый буксир потянул нас от Фао в залив узким судоходным каналом, затем фарватером, тоже узким, не дающим лавировать, да к тому же забитым разными кораблями, — потому нам и требовался строго попутный ветер.
Около полудня, когда берег значительно отдалился и впереди совсем близко маячил выходной буй, буксир нас покинул, и парус наш наполнился.
И это действительно было начало. «Тигрис» наконец-то выходил на морскую волну.
Мы радовались и резвились, как мальчишки. Величали друг друга витиевато по-восточному: «Уважаемый натягиватель каната, не скажешь ли, когда мне сменить уважаемого поворачивателя рулевого весла». Тур на мостике громко провозглашал дошедшую до нас из девятого века клятву арабских капитанов:
«Мы, члены братства судоводителей, связаны обетами и клятвами не дать кораблю погибнуть, пока его не настигнет предопределенное. Мы, члены братства водителей судов, поднимаясь на борт, берем с собою наши жизни и судьбы. Мы живем, пока наш корабль цел, и умираем с его гибелью».
— И да придет к нам возможно позже Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, — вторил Рашад.
Суда, стоявшие вокруг на внешнем рейде, провожали нас гудками. «Славск», Одесса — прочли мы у одного из огромных сухогрузов на борту.
Мы проходили с ним рядышком, бок о бок. «Привет, Юра! — кричали с палуб. — Ура, Хейердал! Удачи! Счастливого пути!» А кто-то, видимо, судовой радист, просил уточнить марку нашей радиостанции и используемые ею частоты.
Затем ветер стих.
ШЛЮПКА СО «СЛАВСКА»
Мы остались без хода, без управления, на оживленнейшем фарватере, который надо было покидать возможно скорее, — как пешеходы на перекрестке, прозевавшие свой зеленый свет.
Надеялись, что хотя бы течением дотащит нас до буя, привяжемся и переждем затишье, — и буй приближался, до него оставалось каких-нибудь два кабельтова, но тут начался прилив и «Тигрис» поволокло обратно к берегу, к Фао.
Получался конфуз, скорее, правда, обидный, чем опасный, — днем наскочить на нас, не заметив, мог бы разве только слепой. Но это днем, а если штиль продержится до темноты?
До темноты, впрочем, было далеко, и страха мы не испытывали, одно унижение. Казалось, весь рейд наблюдает за нами и смеется: ай да «Тигрис»!
В волнах показалась странная посудина красного цвета, безвесельная, люди в ней, в оранжевых спасательных жилетах, то привставали, то приседали, словно качали пожарную помпу: шлюпка была оборудована ручным приводом к винту.
Она шла точно на нас, и по поведению ее экипажа видно было, что смеяться над нами они не собираются. Без лишних слов бросили нам буксирный конец и потащили к бую. Однако им не удавалось нас даже сдвинуть, десять человек в двадцать рук крутили винт без всякого эффекта.
— Пусть соединят нас с буем веревкой, попробуем подтянуться сами, — подал идею Тур.
Идея была правильная. Шлюпка с надписью т/х «Славск» налегке устремилась вперед, а мы наращивали канат бухта за бухтой — когда цель маячила
в двух шагах, последний узел, затянутый нами, развязался.
Сейчас легко вспоминать, а какое нас тогда взяло зло и какой стыд мы испытывали!
МОРСКОЙ ВОЛК
Спустили на воду свою надувную лодчонку, которой, если помните, океан вообще противопоказан, сели в нее вдвоем с Асбьерном и кое-как догребли до шлюпки — извиняться, знакомиться и держать совет.
— Давайте побуксируем вас «Славском»! — с ходу предложил моряк, помогавший нам стать борт о борт.
Я замялся: решение неожиданно кардинальное, трудно его обсуждать без санкции капитана — как капитан, согласится?
— Я капитан и есть, — успокоил моряк. И назвался: — Игорь Антонович Усаковский.
Теперь я о нем многое знаю. Тридцать четыре года службы на флоте, из них дюжина в антарктических широтах, на китобойце, опыт, знания — и юношеская решимость в любой критический момент брать ответственность на себя. А тогда, при первой встрече, даже чуть-чуть удивился: с чего бы лезть ради нас в спасательный бот?