В оковах страсти
Шрифт:
— Почему ты пришел?
— Из-за Эмилии.
Из-за Эмилии… Я почувствовала себя в глупом положении, нелепая ревность охватила меня. Ради нее он прервал свой путь домой…
— Я хотел… ах, божество Тор, не задавай таких дурацких вопросов, почему я здесь! — Удар его кулака по молельной скамье заставил меня вздрогнуть. — Ты не даешь мне покоя, ты моя головная боль, женщина! С тех самых пор, как я покинул этот проклятый замок, у меня больше не было ни одной спокойной ночи.
— Думаешь, это из-за меня? —
Он зажмурил глаза.
— Из-за тебя… Я все время следил за тобой.
Сквозь накидку я видела черную одежду паломника и его грязные руки, обхватившие дерево молельной скамьи. На нем был старый кожаный ремень, старые лошадиные путы, намотанные на запястье.
— Она много рассказывала про тебя…
У меня пропал голос. На некоторое время стало совсем тихо. Наконец я поднялась и уже хотела уйти, пока меня совсем не покинули силы.
— Останься! — Взяв меня за рукав, он заставил меня опуститься на скамью. — Останься, мне нужно поговорить с тобой.
Невольно содрогнувшись, я напряглась. Его ботинки шаркали по полу, выдавая его нетерпение и страх.
— Что это за головоломка такая, которую ты загадываешь мне? Спрятавшись за накидкой, делаешь вид, что не знаешь меня. Взгляни на меня! Хочу видеть твои глаза, когда говорю с тобой! — С этими словами он подсел ко мне и приподнял накидку. — А теперь скажи мне, о боги, почему ты так выглядишь?
На лице его отразилось отвращение. Я вырвала из его рук край накидки и, вскочив с молельной скамьи, заспешила к статуе мадонны.
— Подожди, Элеонора!
Эрик хотел последовать за мной.
— Отпусти меня с миром! — С меня соскользнула накидка, упав напротив колонны.
— Ты больна!
— Дай мне уйти…
За моей спиной закачалась подставка для свечей, и я дошла наконец до статуи. Он медленно приблизился ко мне.
— Ты больна, девочка, это видно даже слепому…
— Уходи, прошу. — Руками я нащупала цоколь статуи, будто могла найти за ней защиту. — Ступай…
Стало так тихо, что слышно было, как капли воды падали в лужу.
— Ну, если ты так хочешь…
Капли стекали равномерно, изменяя звук при падении; казалось, плеск заполнял собой всю часовню.
— Уходи, пожалуйста, — прошептала я.
— Нет, черт возьми! — воскликнул он и стал, словно кошка, бормоча что-то, ходить вокруг колонны. — Призрак, скрывающийся под накидкой, бледный и бессловесный… — Элеонора, ты больна! И врешь! — Он остановился. — Почему ты никогда не говоришь мне правды, девочка?
Моя рука безвольно опустилась. Я закрыла глаза. Попыталась стянуть с руки повязку, нащупала узлы, державшие ее…
Я услышала его дыхание. Он стоял передо мной. Положил руку на мое лицо, будто понял что-то.
— Что ты от меня хочешь? — снова спросила я и отступила за колонну еще на один шаг. Он остался
— Я здесь для того, чтобы спросить, хочешь ли ты пойти со мной? — глухо прозвучал его голос. Светильник закачался со скрипом, рука Эрика тяжело легла на поперечную подпорку
— Через три недели я стану женой Кухенгейма, — произнесла я, подняв голову. — Ты забыл об этом?
— Я ничего не забыл, Элеонора. — Он ухватился за светильник. Одна из свечей упала на пол. Из горячего воска образовалась лужица и, остыв, стала белой. — Ничего. Я люблю тебя. Отсеченная рука и то не приносит столько боли и страданий, как эта жизнь без тебя…
Как четки, перебирала я прочные узлы между пальцами.
— Чего ты от меня хочешь? Ты пришел слишком поздно. Я…
У меня закружилась голова. Руками я пыталась ухватиться за статую, найти в ней опору, чтобы не упасть, но Мадонна не могла мне ее дать.
И тогда он преодолел последний шаг, разделявший нас, взял мою руку и повел меня к почетной скамье аббата, которая стояла впереди, в апсиде.
— Чего я от тебя хочу? — Качая головой, он остановился передо мною. — Как мог я хоть мгновение надеяться…
С этими словами он повернулся, на несколько шагов приблизился к алтарю. Единственная горевшая свеча золотом осветила его волосы, когда он оперся о край алтаря.
— Прости меня, любимая. Прости, если сможешь.
Он снова подошел ко мне, задержал свою руку на моем превратившемся в камень кулаке, все еще сжимавшем розу. Я взглянула на светлые пряди, выделявшиеся на фоне моей траурной накидки.
— Ты… ты недалеко ушел в своем путешествии, — наконец пробормотала я и подавила в себе желание дотронуться до него.
— Не очень далеко, нет. Если быть точным, я добрался до Кёльна. Два корабля ушли на север без меня. А третий… — Он поднял голову. — У меня разрывалось сердце, а сейчас я смотрю на тебя, и до меня доходит наконец смысл слов, которые я нацарапал тебе уже так давно, из той еврейской песни романтического толка, чтобы занять руки, не привыкшие сидеть без дела.
— Слова… — прохрипела я. — Роза в моей руке начала пульсировать. — Я не смогла прочесть твои слова.
— Ты это не читала?
Он медленно сел рядом. Широко открытыми глазами через накидку он смотрел на меня. Меня словно пронзило стрелой, после которой остался горячий след.
— Я не знаю твоего языка.
Когда я опять посмотрела вверх, то его глаза смеялись. Сердце мое пронзила еще одна стрела.
— Ты не вращала предмет? Я хорошо замаскировал слова, потому что боялся постоянной слежки за тобой… О благочестивая Фрея, да ты просто должна была проклясть меня!
Я ответила робким кивком головы. Его рука обхватила мое запястье.