В оковах страсти
Шрифт:
— Дядя Рихард, то, что произошло, ужасно. Зачем они мучили чужестранца? Ведь он ничего не совершил!
— Элеонора! Этот человек — язычник. Когда-нибудь Бог покарает тебя за связь с ним… — В этот момент сзади к нему подошел Эрик и положил на плечо ему свою тяжелую руку
— Ваша забота о племяннице делает вам честь, и я отдаю вам должное за то, что вы не вычеркнули ее из своего сердца. Но все остальное, поверьте, не ваша забота.
Дядя окинул его долгим взглядом и наконец вздохнул.
— Ты сама, Элеонора,
— Вы решили выдать нас, граф? — Острие меча Эрика заблестело в свете масляной лампы. Голос его прозвучал так, что по моей спине пробежал холодок
— Клянусь честью, у меня нет причин вредить своей племяннице.
— Тогда, возможно, и мне? — зло произнес Эрик.
Боже милостивый, как глубоки были раны, нанесенные его душе отравленными ножами, боль длиною в целую жизнь…
— Я желаю только одного — чтобы Элеонора была счастлива. В глазах окружающих она совершила страшный грех, но, как и ее мать, она не придает значения мнению других. Не переносите свой гнев на нее, если сможете. Она не заслужила его.
Рихард потрепал меня по голове и повернулся, чтобы уйти. В глазах его были слезы.
— Господь с тобой, дядя Рихард.
— Мы… мы хотели бы кое-что подарить тебе, Элеонора. Может, это когда-нибудь пригодится тебе там, в стране варваров. — Габриэль вышел из тени и положил на мою кровать свой лук и цветной колчан со стрелами, которые он так хорошо умел вырезать.
— Спасибо, — тихо произнесла я. — Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.
Они поклонились мне в последний раз и пошли к двери. Эрик, не произнеся ни слова, пропустил обоих.
Я проглотила слезы. Рука моя с нежностью скользнула по поверхности лука. Мой друг детства подарил мне самое ценное, что у него было. Только теперь я осознала смысл своего поступка. Я больше не была членом семьи, в которой появилась на свет и воспитывалась. Я навсегда рассталась с привычным окружением родных, близких мне людей, стала человеком вне закона, который может рассчитывать только на себя самого. Для тех, с кем я рассталась, я умерла навсегда, как тот Гизли, о котором когда-то рассказывал Эрик. Я отказалась от всего…
Я уставилась на одеяло, пытаясь заглушить чувства, грозившие вот-вот захлестнуть, переполнить меня. И тут услышала за спиною легкое позвякивание: Эрик положил на пол свой меч. Он опустился перед матрасом на колени и посмотрел на меня. Потом он взял мою руку и прижал к сердцу. Через ткань я ощущала взволнованное биение его сердца.
— Навеки, Элеонора, — произнес он, глубоко вздохнув. Клянусь честью своего отца — я отдам за тебя жизнь и буду верно служить тебе.
Я положила голову ему на плечо.
Раздался тихий стук. Эрик, неохотно оставив меня, открыл дверь. То был
— Они ушли? — спросил его Эрик. Слуга Нафтали кивнул. — Кто-нибудь видел их? — Я насторожилась.
— Кажется, нет, господин. Но точно не знаю.
Он опустился на скамейку и смотрел на Эрика. Тот молчал. Наконец сказал тихо:
— Тебе нужно седлать лошадей.
Герман кивнул в ответ.
— Они не выдадут нас, — отозвалась я. — Мой дядя дал слово чести!
— Мы ничему не верим, госпожа. — Голос Германа прозвучал твердо и успокаивающе.
— Ты сможешь ехать верхом? — спросил меня Эрик.
— Но… — В замешательстве я поднялась с кровати.
— Твой дядя — благородный человек, я знаю это. Но я не хочу подвергать наши жизни опасности, понимаешь?
С этими словами он натянул кожаную тужурку и крепко зашнуровал ее. Герман разобрал поклажу и погрузил ее на спину. В каждом его движении чувствовалась поспешность, которую он пытался от меня скрыть. Я заволновалась. Что происходило? Работая четко и споро, решительно, как перед боем, Эрик и Герман в мгновение ока сложили наши пожитки в мешок. Эрик сделал короткое замечание, на что Герман ответил кратко:
— Я найду кого-нибудь, господин. — Потом взвалил мешок на плечи и поспешно покинул помещение.
— Ты должна одеться потеплей, Элеонора. — Эрик протянул мне рубаху, куртку и штаны — всю эту одежду сшил для меня портной.
От напряжения, царившего теперь в комнате, по спине у меня пробежал холодок и стал сводить ноги. «Успокойся, — сказала я своему ребенку, который вновь зашевелился, заворочался во мне. — Успокойся…»
Я вновь взглянула на Эрика. Прикрыв глаза, он стоял посреди комнаты, вслушиваясь в тишину. Я быстро оделась. Он накинул мне на плечи мантию.
На лестнице послышались шаги.
— Это Герман с лошадьми, — успокоил меня Эрик. А сам между тем рванулся вперед.
В два прыжка он оказался у двери, распахнул ее в ожидании, едва не заплатив за это жизнью! Холодная сталь блеснула ему навстречу, нацелившись прямо в грудь.
— Я знал, что Бог когда-нибудь укажет мне путь к тебе. Но что это произойдет так быстро, я и не предполагал, язычник.
Непрошеный гость втолкнул Эрика в комнату и откинул капюшон. Это был аббат Фулко.
— Тебе недостаточно тех страданий и бед, которые ты натворил, монах? — проговорил Эрик.
Он осторожно попробовал отвести от себя оружие, но Фулко вынудил его, к моему ужасу отойти к стене.
— Напротив. — Голос аббата прозвучал спокойно. — Когда наступит день, со всеми бедами будет покончено, потому что ты… — Эрик застонал под неожиданно сильным давлением тяжелого острия. — Ты наконец-то станешь кормом для воронья.
— Однажды ты уже пытался убить меня.
Руки Эрика постепенно обхватывали клинок. Он весь собрался, напрягся внутренне.