В операционной

Никитин Юрий Александрович

Я лежал на столе, голова раскалывалась от боли. В поле зрения мелькнуло белое лицо Мальцева. Я попробовал улыбнуться, но щеку стянул огромный пластырь.

Я лежал голый, но от груди до бедер был забинтован так, что едва дышал.

– Очнулся?
– спросил Мальцев встревожено.
– Фу, напугал... Идиот сопливый!

Надо мной, отстранив его, появилось лицо главного.

– Тержов, - сказал он жестко, - от психохирургии отстраняетесь! Вы только что доказали полную неспособность.

Он повернулся и быстро вышел. Мальцев подмигнул мне, дескать, главный у нас зверь, но мужик отходчивый, и заговорил быстро, путаясь в словах. В его руках дрожал шприц, которым он тыкал мне в руку и все никак не мог попасть в вену:

– Все сроки прошли, а ты не возвращаешься! Ну, думаем, крышка молодой смене... Тут

тебя начало корчить. Все перепугались, на дисплеях кривые с ума сошли! Тут у тебя еще начали вскрываться раны - ну, скажу тебе, зрелище! Шеф побелел, не придумал ничего лучшего, как вкатить тебе лошадиную дозу кофеина. Тряхнуло тебя, но вроде бы полегчало. Добавили еще, смотрим - выкарабкиваешься...

– Да уж совсем полегчало, - простонал я.
– Так выкарабкиваться...

– Ничего, - сказал он бодро.
– Красивый шрам на лице, ну и что? Остальные под рубашкой. Мужчину шрамы не портят, я так полагаю.

Движение на соседнем столе прервало его слова. Таня, уже освобожденная от захватов, приподнялась на локте, ее бледное лицо было обращено к нам. Мы затаили дыхание.

– Не портят, - сказала Таня еще слабым, но уже чистым и ясным голосом.
– Еще как не портят.