В ожидании Догго
Шрифт:
– Да или нет?
Он был настолько расстроен, что я не выдержал:
– Конечно, не сказала.
– Слава богу, – вздохнул он, заметно успокаиваясь. – Любому мужчине вполне достаточно одного отца.
Я не надеялся сразу дозвониться ей, и поскольку набирал ее номер в Испанию на своем мобильнике, не слишком расстроился, что пришлось ограничиться текстовым сообщением: «Мам, это я, Дэниел. Позвони, как представится случай».
Отпущенный с поводка Догго бежал рядом и, радуясь, как ребенок, что-то вынюхивал в высокой траве, окружавшей тянувшуюся вдоль реки дорожку. Это мое самое любимое место на земле – Какмир-Хейвен,
География осталась прежней, но изменились детали. Появились дорожки из утрамбованного гравия, удобные для инвалидных кресел на колесах (не вижу в этом ничего дурного), через каждые сто метров стояли мусорные урны (раньше нам внушали, что весь мусор следует уносить с собой), и вся местность пестрела указателями. Стрелки указывали, как пройти на старичное озеро, образовавшееся после того, как река в конце пути оставила прежнюю петлю и, срезая угол, устремилась напрямую к морю. Другие сообщали расстояние прибрежных пешеходных маршрутов до Сифорда и Истборна. Но большинство объявлений рассказывали о местной флоре и фауне. Самыми неприятными были красные предупреждения у реки «Опасно! Не купаться!». И ниже, мелкими буквами, выдержки из распоряжений муниципальных властей.
В наше время всякий прослыл бы трусливым слабаком, если бы не решился прыгнуть в реку, а затем миновать бурную границу пресной и соленой воды. Теперь это запрещалось законом. Неужели мир настолько изменился за мою короткую жизнь? Очевидно. От этой мысли мне сделалось грустно.
К востоку от береговой линии раскинулась неровная гряда меловых утесов «Семь сестер». Киношники приноровились снимать их вместо Белых скал Дувра, поскольку они выглядят намного фотогеничнее настоящих. Мы с Догго стояли как раз на том месте, где Кевин Костнер в образе Робина Гуда (в плаще, с залихватским «маллетом» на голове) пал ниц, высадившись из лодки на берег после очередного набега. Специально для Догго я воспроизвел эту сцену – катался по земле, хохоча и провозглашая:
– Я дома! Я дома!
Пес насмешливо посмотрел на меня, как актер Морган Фриман в роли сарацина – приятеля Робина.
Мы возвращались к машине, когда на меня что-то накатило. Мой порыв подогревал выведенный большими красными буквами запрет: «Опасно! Не купаться!» Я скинул шорты и, торопясь, чтобы не дать овладеть собой здравому смыслу, прыгнул в реку. Господи! Вода оказалась очень холодной. После недавних дождей река вздулась, и течение было быстрым. Меня подхватило бурным потоком, а Догго вприпрыжку бежал за мной по берегу. Внезапно он остановился. Было видно, как все его тельце подергивается от сдерживаемого ожидания – затем прыгнул с высокого берега и шлепнулся брюхом о воду. Казалось, пес улыбался, когда изо всех сил колотил лапами, чтобы держаться со мной наравне.
– Часто здесь купаешься? – спросил я.
Он дважды тявкнул, что прозвучало как вполне конкретный ответ: «Отвяжись!»
Самый приятный отрезок пути – место, где река превращается в море и поверхность покрывается рябью. Пловец словно попадает на «американские горки» – его то возносит на гребень,
Мы шли по тропинке к оставленной мною одежде, когда я заметил спешащего к нам мужчину. Его зеленая форма свидетельствовала о том, что он облечен властью.
– Читать не умеете? Здесь сказано: купаться нельзя! – Побагровев от возмущения, он тыкал пальцем в таблички.
– Я не купался, а спасал свою собаку.
Мои слова охладили его, но ненадолго.
– Не верю! – выпалил он.
– Как хотите. Но это правда – он прыгнул с берега. – Я повернулся к псу. – Догго плохой! Очень плохой!
Я совершил ошибку: так же упрекал пса, когда тот укусил Миган. После чего он получил награду – собачью шоколадку. И теперь, наверное, рассчитывая снова полакомиться, Догго, не колеблясь, прыгнул в реку. Пожав плечами, я бросился за ним.
Во второй раз купание было еще забавнее, чем в первый.
– Эмма, это я.
– Привет, Дэн.
– Я не вовремя?
– Если только сам не за рулем.
– Не беспокойся, я включил громкую связь.
– Ну уж нет. Не желаю стать соучастницей преступления.
– Какого черта?
– Съезжай на обочину и перезвони.
Мать была с Найджелом пятнадцать лет, большинство из которых они провели в Испании, ведя роскошную жизнь на большой ферме в холмах за Малагой. Найджел человек обеспеченный, настолько богатый, что, не моргнув глазом, оплачивает счета за содержание деда в доме престарелых. Говорилось об огромном наследстве, какое он получил от дяди-холостяка, но это не могло развеять моих подозрений, что антикварный бизнес Найджела в Арунделе – ширма для чего-то менее законного. Меня бы это не удивило. Несмотря на обаяние Найджела, было в нем что-то изворотливое. Они редко бывали в Англии, а когда наезжали, казались совершенно несносными – щеголяли своим загаром и раздавали бутылки с первоклассным оливковым маслом, выжатым из плодов собственных деревьев. Эмме всегда было легче общаться с ними, чем мне.
– Я думаю, они в Марокко.
Я остановился на придорожной площадке неподалеку от Льюиса.
– В Марокко?
– Подумывают построить дом поблизости от Эссуэйры.
– Зачем им это надо?
– Захотелось, есть возможности.
– Везет.
– Нам тоже, если они не отступятся. Станешь общаться с мамой, прояви энтузиазм. И не бойся перегнуть палку. Слушай, а почему тебе приспичило поговорить с ней?
– Это касается того, что сказал дед.
– Что именно?
Я хотел ей объяснить, но последствия могли быть слишком серьезными для нас обоих.
– Да так… наверное, какая-нибудь ерунда.
– Если очень срочно, зайди на ее страничку в «Фейсбуке».
– У мамы есть страничка в «Фейсбуке»?
– Уже три года. И тебе пора обзавестись. Как дед?
– Сама понимаешь: лучше не становится. Навестила бы его, пока не поздно. – Мимо прогрохотал шумный грузовик, и я не расслышал ответ сестры. – Что?
– Тебе намного проще, у тебя нет семьи… детей.
Я знаю свою сестру: сказать ей, что это слабое извинение, значило бы ничего не добиться.