В ожидании рассвета
Шрифт:
Судья прикоснулась к двери. Сложный замок покрывал всю её поверхность — мало кто догадался бы, что изощрённый узор рельефа скрывает в себе рычажки.
Ирмитзинэ открыла дверь и заглянула в комнату. Там полноправно царил беспорядок: дверцы шкафов распахнуты, все вещи разбросаны по полу. Все стулья были сломаны — гость пытался сломать ими дверь, когда понял, что силе она не поддаётся. Цветы в горшках пожухли, все стебли были надкусаны, видимо, кое-кто хотел отведать их сок, но тот пришёлся не по вкусу. Сам гость
Смортка положила девушку на пол и закрыла дверь изнутри.
— Как самочувствие? — деловито осведомилась она.
Нет ответа.
— У меня есть то, что тебе нужно.
Ирмитзинэ указала на безжизненно лежащее тело. Фарлайт маниакально сполз с кровати и вцепился в шею жертвы, разрывая её зубами. Судья бесстрастно наблюдала за ним, как незадолго до этого — за двумя кшатри. Она снова достала из сумки бумаги и сделала несколько пометок.
Фарлайт лёг рядом с девушкой. На лице его появилось безмятежное выражение, предшествующее входу в транс. Ирмитзинэ грубо толкнула его, он растерянно поднялся, а когда увидел жертву, немедленно прильнул к ней руками, исцеляя страшную рану на шее.
— Зачем? Разве её жизнь важна для тебя?
— Я же не хочу её убивать.
Смортка засмеялась.
— Так вот ты какой! Может, это и не ты с ней расправился?
— Я не мог себя контролировать, — выпалил Фарлайт, злобно взглянув на Ирмитзинэ. — Вы это знали! И даже не остановили меня! Поступок, достойный судьи!
— А ты у нас святой? Один маленький яблучный кустик поведал мне, что ты прикончил чёрта — это раз.
— Я спасал Нефрону.
— Тобой убит демон недалеко от Саотими — это два.
— Это не «два», а самооборона.
— Да, но ты загрыз бедного тат-хтара. Думаю, он бы с радостью ушёл, если бы ты дал ему возможность… И, ты принял мои дары в Ведьминой Пуще.
— Те два сморта? Они уже были осуждёнными на смерть, разве нет?
Рана на шее девушки наконец затянулась, но она не дышала: потеряла слишком много крови.
— Всё, поздно, — Фарлайт с досадой снова уселся на кровать. — Чего вы от меня хотите?
— Чтобы ты рассказал, что будешь делать дальше? После всего этого?
— Потом будет видно.
— Тебе не надоело быть орудием в руках Тьмы?
— Я — не орудие, а её избранник.
— Наивный, я уже говорила тебе, что Тьма малоразумна, она готова забыть о своих фаворитах.
«Не слушай её!» — чётко прозвучало в голове у мага. — «Ты избавишь мир плоти от их гнёта, и это будет лучшим подарком для тебя — осознавать себя всеобщим освободителем.»
«Я вправду должен убить их?»
«Посмотри, какие они! Они создали мир рабства и насмешек, сделав себя его правителями.»
«Но разве это плохо? Каждый знает своё место. Люди работают на нас, а мы совершенствуемся.»
«Зачем вообще надо было создавать мир плоти? Судьи — худшая часть меня, поэтому они отделились. Таким образом, они предали Тьму. Ты стремишься ко мне? Стремишься вернуться в мир энергии, раствориться в чистой Тьме? И все вы желали бы того же самого, но судьи научили их бояться этого. Смортка сегодня молилась, просила простить её, но если бы она действительно стремилась найти со мной единение, она убила бы себя.»
«Может, она боится, что ты накажешь её?»
«Если она придёт ко мне сама, не накажу. А если посредством чужих рук, то уничтожу до последней частицы энергии.»
«Но ведь ей будет уже всё равно.»
«Я не верну её в остальную массу меня до конца, чтобы она могла чувствовать. Но она раскаивается, хотя бы иногда. Потому убей её последней, дай шанс одуматься.»
— Ты говорил с Тьмой? — полюбопытствовала Ирмитзинэ.
— Она говорит, что если вы не побоитесь прийти к ней через самоубийство, она помилует вас.
— А иначе?
— Иначе она оставит вам способность чувствовать и будет уничтожать вашу энергию, чтобы вы ощутили ужасную боль.
— Тебя это не пугает?
— Если бы пугало, я не вступил бы в ряды защитников чистой Тьмы, — сказал маг. — И я знаю свою цель. А ваша жизнь имеет цель?
— Раньше точно была. Создание ландшафтов, городов, животных… Но теперь я почти не творю.
— Тогда вам будет легко отказаться от жизни во плоти.
— Если бы это было так! Плоть — не больше, чем грязь, но она способна чувствовать… Восхищаться, страдать. Ты скажешь, эмоции — чушь? Так. Мы понимаем суть энергии, и это не даёт нам окончательно кинуться в водоворот чувств, в отличие от людей. Иногда я им завидую. Ты когда-нибудь задумывался, что такое любовь? Та любовь, которую чувствуют люди? Я жду. И когда-нибудь найду способ почувствовать.
— Уверен, вы разочаруетесь, когда познаете эту «любовь». Вы всё-таки подумайте о бессмысленности вашей жизни, — посоветовал Фарлайт.
— Обязательно, — отозвалась Ирмитзинэ.
— Почему… почему вы так просто говорите со мной обо всём этом? Почему не бросили в самую дальнюю тюрьму, почему не развоплотили?
— Как же я могу идти на такие меры без суда. Я судья или кто? — улыбнулась Ирмитзинэ. — И, твои мотивы мне вполне ясны. Хаос течёт в наших жилах, во всём живом. Поглотить его — лучший способ прикоснуться к первозданной, неограниченной мощи. Но твой ум юн и не готов совладать с этой мощью. Учись контролировать себя. Я не буду закрывать тебя на замок, позже пришлю кого-нибудь забрать тело, — и она ушла, оставив озадаченного Фарлайта наедине с трупом.
«Видите ли, моя жизнь бессмысленна!» — усмехнулась судья. От перевозбуждения она так громко топала по каменной дорожке, что ученики, находящиеся в дальнем конце двора, с испугом оглядывались на неё. — «Обучать адептов — разве это не смысл? Кто-нибудь из них станет великим деятелем…» — Ирмитзинэ остановилась. — «Зачем? Чтобы вскорости умереть и оставить после себя других учеников? Смысл — это нечто завершённое. А какая осмысленность в бесконечности? Просто движение. Тупое движение».