В ожидании рассвета
Шрифт:
— А демонам — энергию?
— Нет, конечно же! Энергия будет у всех нас. Да… получается, что и у демонов немножко.
— И даже у смортов?
— Это только со стороны кажется, что управление энергией нам чуждо. Мы не можем забрать её из пространства для колдовства, но артефакты и существа, созданные нами, впитывают энергию сами, иначе они бы были грудой мусора.
Нефрона, что-то вспомнив, сунула руку в карман и достала ульхитовый оберег.
— Это вы забыли его у меня в комнате?
— Не забыла, а намеренно оставила. Считай это подарком.
— Благодарю…
— На удачу, она тебе не помешает, — Ирмитзинэ отвернулась и поприветствовала кого-то из зрителей, который, обрадовавшись удостоенной чести, заискивающе подбежал к ней и принялся отбивать поклоны. Судья благодушным жестом остановила его, и зритель быстро о чём-то заговорил. Нефрона осмотрелась, и не найдя ни одного знакомого лица, растерялась и побежала к выходу.
— Расскажите, каково это — быть в вашем возрасте восьмого ранга? — не переставал восхищаться Польримик Любознай. — Перед вами открыты все двери, вам доступны все перспективы…
— Какие могут быть у меня перспективы? — отрезал Фарлайт. — Для вас не может быть секретом, что все мы стремимся к совершенствованию себя и к свободе. Совершенствоваться мне дальше некуда, а насчёт свободы… С этим всегда непонятно.
Историк энергично подпрыгнул на месте.
— Насчёт свободы вы правы. Я вскорости напишу о ней трактат, вы почитайте, может и найдёте для себя что-нибудь полезное. Но про совершенство… нет, тут вы ошиблись. Маги одного ранга часто не равны по силе, если один из них только что его достиг, а другой находится в статусе много лет. Жизненный опыт — то, без чего нельзя считаться мудрым, вам всегда есть, куда расти. Вы всё-таки скажите мне — ваши мечты исполнились?
— Я редко мечтаю, я реалист, — быстро сказал маг. Что угодно, лишь бы историк поскорее отстал от него!
— О, не надо открещиваться от себя! Я сам был когда-то двадцатилетним, знаю! Молодые мечтают о славе, о войнах, о битвах с демонами или чудовищами, которыми судьи в минуты забавы населили непроходимые леса!
— Это только на словах война звучит романтично. А на самом деле это боль, страх, предсмертное унижение, — ответил Фарлайт, вспоминая, как терзал тат-хтара недалеко от города.
— Разрушенные деревни, плачущие матери, — подхватил Польримик.
— Плачут только человеческие матери.
— Но как же сладость триумфа победителя-героя?
— С того момента, как я покинул Ингвилию, мне довелось выйти из пары «битв», если вам так угодно их называть, победителем. Но не героем. Бить того, кто заведомо слабее тебя — это что угодно, только не геройство.
— Предлагаете отклонять вызов, если он был брошен слабым противником? Вас сочтут трусом.
— Вы так думаете?
— Или благородным трусом, — захихикал историк. — Но вы не беспокойтесь, если мне когда-нибудь захочется написать сагу о бесстрашном мужественном маге, я возьму за прототип героя именно вас!
— У настоящих героев в сердце романтический туман, а не пустота.
Польримик, изо всех сил напрягая глаза, пристально вгляделся в облако энергии, окутывающее собеседника. Через некоторое время очи его заслезились, и он направил их взор на открытый пейзаж.
Они стояли на одном из многочисленных балконов особняка, с которого открывался вид на теперь сухое поле. Внизу, за малым кольцом стен, виднелись маленькие аккуратные домики, увитые растениями — разительный контраст с мёртвой долиной. Саотими дышал умиротворённостью, не то что протыкающая небо шпилями зданий Лаиторма.
Прямо перед балконом, с шумом всколыхнув воздух, пролетела большая горгулья, заставив историка вздрогнуть и отвлекая его от любования.
— Я до сих пор не могу понять, — снова заверещал он, — как вам удалось? Тысячи право имеющих со времён сотворения плотного мира проводили дни в тренировках, а вечера над книгами, но ни у кого не получилось прыгнуть выше семёрки!
Историк, не надеясь на успех, мысленно прочитал формулу откровенности, снова уставив взгляд в соседнее энергетическое облако.
— Всё существующее находится в балансе, — задумчиво пробормотал Фарлайт. — Если что-то дают, то одновременно чего-то лишают; если вы обретаете дар, то за него требуется выполнение неких обязательств. Как в страшилках человечьих детей — хочешь богатство, заключи контракт с бесом, который тебе принесёт мешок с серебром, но потребует каждое утро плевать на перекрёсток, ослушаешься — заберёт сердце… А вот, мол, рецепт, как быстро заработать несколько полумесяцев на медальон… Не будешь следовать рецепту, обезумеешь. Добровольно-принудительный порядок. Главный наркотик — не возможности силы, а сама энергия. Похлеще криалина.
Маг поймал себя на том, что опять наговорил лишнего в разговоре с триданом, удивился сам себе, сухо попрощался и оставил историка в одиночестве. Польримик потёр виски.
— Рецепт, рецепт… А я-то уж было поверил, что дело в стараниях и таланте!
44. Сморты
Фарлайт шёл по террасе, опоясывающей одну из внутренних башен — самую высокую. На вершине башни была обсерватория, с которой сморты следили за мерцалками. Фарлайт не понимал, зачем это было нужно: какой интерес наблюдать за точками на небе? Разве есть с того какая-нибудь польза?
Ещё он не мог сообразить, почему Ирмитзинэ позволяет ему так свободно разгуливать по её землям, зная намерения мага. Но великая смортка сама по себе была для него непознаваемым объектом — как мерцалки; и столь же не требующим глубокого познания.
На террасе было полно цветов, куда более чудных, чем те, что он нашёл в доме травницы Лоренны. Маг не боялся наступить на какой-нибудь из них и попортить экспонат, он топал бодро и резво — если что, у запасливых смортов найдутся запасные, разве нет?