В ожидании Виллы
Шрифт:
— Джорджия, ты действительно говорила с Виллой?
Раскрасневшаяся и хмурая Джорджия откинулась на подушки.
— Не кричите так, у меня болит голова.
— Александр говорит, что звонила Вилла. Это правда?
— Да, я с ней поговорила. А теперь у меня кружится голова.
— Что она сказала?
— Попросила, чтобы папа приехал и спас её. Она устала от леса и стука дождя по крыше.
«Стук дождя по крыше сводит меня с ума…»
— Ты не выдумываешь?
Девочка обиделась.
—
— А почему ты не дала ему поговорить?
— Он ещё маленький. Папа говорит, что ему нельзя доверять серьезные вещи — он может все перепутать.
Грейс положила руку на её горячий лоб.
— А ты с такой температурой ничего не перепутала? От кого должен спасать твой папа Виллу?
Вмешался Александр.
— От лосей, конечно. Она боится их не меньше меня.
Джорджия с закрытыми глазами прошептала:
— Она сказала, что не нужно в них стрелять, потому что она не любит крови. Грейс, вы нам почитаете?
— Джорджия…
— У меня такая слабость, что я не могу разговаривать.
— Но ты могла встать и ответить по телефону,? Или тебе все приснилось? При температуре такое бывает.
— Правда, у меня были кошмары.
— Значит, Вилла не звонила?
Глаза Джорджии блестели от жара.
— Про лосей выдумал Александр. Вилла сказала только про дождь.
Грейс посмотрела в окно. По стеклу дождь стекал ручьями. Серые тучи спускались все ниже. Пора было закрывать штор и включать свет.
Сама она ни на мог не поверила детям, но решила рассказать Питеру и Кэт, когда те вернуться.
— С какой стати мне её спасать! — воскликнул Питер, выслушав Грейс. — Откуда у них такое буйное воображение? И нечего поднимать панику, ребенок просто бредит.
— Может быть, кто-то и звонил, — разумно рассудила Грейс. — Не обязательно Вилла.
Поднимавшаяся по лестнице Кэт обернулась.
— Она может ещё раз позвонить?
Питер предпочел сделать вид, что не слышит.
— Дети наслушались сказок, и все. А я должен спасать Виллу неизвестно от чего!
Голос его все ещё звучал в ушах Грейс, когда она вернулась домой. Грейс постучала в потолок, приглашая Польсона спуститься, и рассказала все.
— Меня тревожит упоминание о дожде. Помните, Вилла писала в дневнике, что стук дождя по крыше сводит её с ума? Дети этого не знали, верно? НО Джорджия говорила именно про стук дождя.
— Да, потому что все время идет дождь, и она его слышит. Дети всегда говорят первое, что приходит им в голову.
Грейс прислушалась. Даже в городе этот звук наводил тоску, а в лесу, в заброшенном доме под железной крышей это просто невыносимо.
— Не могу избавиться от предчувствия, что Вилла прячется где-то в лесу. Или её прячут…
Польсон расхохотался.
—
— Не смейтесь, я думаю, пора уже сообщить про исчезновение Виллы. Пойти в полицию или хотя бы в посольство.
Польсон перестал смеяться.
— Пока что нет. Даже достаточно сентиментальная шведская полиция не воспримет всерьез бегство невесты. А ваш посол и так может знать все, что хочет.
— Что вы имеете в виду, говоря «пока»?
— Во всяком случае, до вечеринки. Что-то может проясниться. Как насчет выпить шнапса? Так говорила Вилла, она ведь не всегда говорила только о дожде.
Польсон не стал драматизировать ситуацию и ему удалось несколько унять её страхи.
— Жаль, конечно, что вы не появились у Синклеров чуть раньше, чтобы поговорить самой. Это вполне могла быть Вилла, попавшая в переплет с паспортом и документами для бракосочетания. Кто, как не Питер Синклер, мог помочь в таких делах?
— Тогда Вилла может позвонить снова? — Грейс вспомнила, что не сказала Польсону про утреннюю встречу с капитаном Моргенсоном, о котором Вилла написала в дневнике:"У него очень проницательный взгляд, словно он пытается влезть в твои мысли».
Ей стало как-то не по себе.
— Польсон, не уходите. Послушайте, какой ужасный ветер.
Польсон внимательно посмотрел на нее.
— Я сам собирался пригласить вас поужинать. Вы у меня ещё ни разу не были. Посмотрите мои картины. И наконец-то мы поговорим о чем-то кроме Виллы. Только прошу, не будьте вы такой застенчивой. Берите пример с Виллы. Она бы сказала: «-Так требует время».
— Вы сами сказали, что больше про Виллу не будем.
— Да, простите.
— Но если она звонила, значит, она жива! — вдруг спохватилась Грейс, сама не понимая, что заставило её это сказать.
Ну разумеется жива, несмотря на все свое безрассудство. Она всегда слишком любила жизнь, чтобы умереть.
Наверху было неприбрано, но уютно: низкий потолок, изразцовая печь, всюду рисунки, книги. Там же стояла старомодная качалка, мольберт с незаконченным портретом белобрысого мальчугана, лежал большой выцветший шерстяной ковер.
Польсон наблюдал за Грейс.
— Вас не смущает беспорядок?
— Да что вы! Это ваш сын?
— Да.
— Я видела вас с ним в воскресенье. И даже помахала вам рукой, а вы и не заметили.
— Наверное, мы заговорились.
— Вы с ним дружны?
— Конечно.
— Но не настолько, чтобы жить с его матерью?
— Нет.
Прежде чем она задала следующий вопрос, Польсон сказал:
— Вы изумительная женщина, Грейс, мне хорошо с вами, но этого лучше не касаться. Вам понравится моя качалка. Давайте выпьем, и я займусь ужином.