В ожидании зимы. Черный ельник
Шрифт:
Мы пожали плечами. Ни я, ни Зина понятия не имели.
Дома царили тепло и уют. В тишине слышалось, как потрескивают дрова в печи и тикают часы в большой комнате. Домового нигде не было.
— Эй! Евпатий Гурьевич! — крикнула Марьяша, заглядывая в каждые двери. — Вы где?
На чердаке раздался шорох, а потом позади нас завибрировал деревянный пол. Словно на него прыгнул кто-то тяжелый.
— Чево случилось? — мы обернулись и увидели домового, который сложил на круглом животе маленькие ручки. — Отдали рубаху?
— Отдали.
— Ночь с двадцатого на двадцать первое студня и есть ночь Чернобога. Самая тёмная ночь в году, — ответил он. — А что такое?
— Студень это декабрь? — Зина посмотрела на нас. — Правильно?
— Правильно, правильно! — подтвердил Евпатий Гурьевич. — По-вашему декабрь, а по правильному — студень! Так чево приключилось-то? Скандалил Морок, али гневался да лес ломал?
Марьяша рассказала ему все, что произошло в ельнике, и рот домового с каждым словом подруги раскрывался все шире.
— Дела-а-а-а… Ну, дела-а-а-а…
— Как нам поступить? — Зина с надеждой посмотрела на него, когда Марьяна закончила. — Как от Морока избавиться?
— Никак, — развел руками Евпатий Гурьевич, причмокивая губами. — Да разве можно от хранителя темных врат и стража тайных знаний избавиться? Ой, подумаешь, ну выберет Переплут одну из вас, потешится да забудет! Сотрется что ли? Авось подарками задарит.
Мы не могли поверить в то, что слышим. Обалдеть.
— Вы в своем уме? — поинтересовалась я, на что он хмыкнул:
— А в чьем же? Чево я не так сказал?
— Не нужны нам его подарки! И да — сотрется! — гневно воскликнула Марьяша, а потом взмолилась: — Ну, может, есть какой-то способ все-таки? Пожалуйста!
— Нет его. И все тут, — уперто повторил домовой. — Что ж вы такие приставучие?!
— Я в шоке… — Зинка направилась на кухню. — Валерьянка есть в доме?! А водка?!
— Есть, валерьянка в шкафчике у окна, а водка в холодильнике… — растеряно ответила Марьяша, а потом, опомнившись, крикнула: — А водка тебе зачем?!
— Валерьянку запить!
Мы тоже поплелись на кухню. Евпатий Гурьевич семенил за нами, не отставая.
— Только вот сдается мне, что они и втроем прийти могут! Тут оно как пойдёт! Посмотрит Морок, что и вас трое да возжелает с братом оскоромиться.
— Это еще что за брат с ним придет? — мы с Марьяной резко повернулись к нему.
— С Морозом, батюшка Морок заявиться может. С кем же еще? — удивился домовой. — Как раз и время зимнее, да и брат он ему родный… Точно явится!
— Зин, мне тоже налей! — мне в голову вдруг пришла одна идея, но правда я не знала некоторых подробностей. А точнее, какая нечисть пряталась среди местных аборигенов. — Евпатий Гурьевич, а кто в деревне еще живет кроме кикиморы?
— Дык, много кого… — домовой растопырил пальцы на левой руке и принялся загибать их. — Так. Агапа — кикимора, Лукьян — водяной, Евлампий — полевик, Злыдня имеется, колдун, ну и Шура — Яга.
— Тетя Шура Баба Яга?! — Марьяна недоверчиво смотрела на него. — Да ладно!
— Где же ее изба на курьих ножках? — язвительно поинтересовалась Зина. — Или врут сказки?
— Нет, не врут! Изба ее ноги под себя поджала от глаз любопытных спряталась! Чево туточки удивительного? — домовой старался заглянуть в холодильник, из которого она доставала колбасу и сыр.
— Может к ней пойти за помощью? — предложила я. — Все-таки она Ивану царевичу помогла…
— Кому? — Евпатий Гурьевич навострил уши. — Какому еще царевичу?
— В сказке так говорится! Напоила, накормила, спать уложила, а потом еще и клубочек-поводырек дала! — раздраженно ответила я. — Все это знают!
— Знают да не знают! Напоила! Такое было! И спать уложила с собой! Ух-ху-ха-ха! Царевич у нее до осени жил! Забыл, что спасать свою зазнобу ехал! Яга она такая! Говорят, у нее тайное зелье есть, от которого… — домовой склонился к нам и зашептал, периодически хихикая.
— Фу, гадость, какая! — Марьяша отпрянула от него. — И не стыдно такое говорить?!
— Чево стыдно-то? — Евпатий Гурьевич почесал живот. — Это жизня. Как нам велела матушка природа маханиями любовными заниматься, так, и делаем испокон веков.
10
Любовными маханиями никому из нас с незнакомыми мужиками заниматься не хотелось, поэтому времени мы терять не стали и пошли к Яге. Дождь с мокрым снегом летел прямо в лицо, на земле уже образовалась вязкая снежная каша, но нашего запала это сбить не могло. На кону стояла женская честь. Да и вообще, что это за доминантное поведение? Здесь всяким Морокам не «Пятьдесят оттенков серого» и подчиняться им никто не станет!
Марьяша заколотила кулаками в калитку тети Шуры и вскоре мы услышали, как хлопнула входная дверь.
— Кого это на ночь глядя принесло? — раздался ее недовольный голос. — Еще и в такую погоду!
— Я это! Марьяна! — крикнула подруга, зло топая ногой по заледеневшей лужице. — Разговор есть! Серьёзный!
Калитка со скрипом открылась, и тетя Шура удивленно поинтересовалась:
— Что случилось? Пожар что ли?
— Хуже. — Марьяша уперла руки в бока. — Так что, бабуля Ягуля, всей компанией нам рубаху подбросить решили? По-соседски подставить, так сказать? Не стыдно? А еще добренькой прикидывалась!
— Что? — глаза женщины испуганно забегали. — Не пойму о чем ты говоришь, деточка…
— Хватит уже! Нам все домовой рассказал! — оборвала ее Марьяна. — По вашей вине мы в историю влипли! А значит, вам нас и спасать!
— От кого спасать? — тетя Шура никак не могла взять в толк, что мы от нее хотим.
— От Морока! Хочет он со своим другом к нам заявиться! Надеюсь объяснять, зачем, не надо?! — подруга зло уставилась на нее. — Но я все же скажу! Маханиями любовными заняться желают!