В ожидании зимы
Шрифт:
Но выкрутасы желудка были ещё половиной беды. Дарёна испытывала постоянную усталость, всё валилось из рук, и сколько она ни спала, а всё равно не могла выспаться, словно сражённая непонятной хворью, тянущей из неё силы. Долго мучиться не пришлось: матушка Крылинка подсказала чудодейственное средство – всё ту же воду из Тиши, которая не только избавляла от тошноты, но и наполняла бодростью. В доме Твердяны Дарёну в любое время ждал ковшик этой воды, ежедневно бегать за которой подрядили самого младшего члена семейства – Раду. Навсегда забылась утренняя пытка подъёмом, когда Дарёне казалось, будто какие-то призрачные чудовища с когтями отрывают её душу от тела, а оно кричит и стонет в предсмертной муке. Всего несколько глотков с вечера –
– Вот такой ты мне больше нравишься, лада, – мурлыкнула она, когда они сидели вечером на берегу Синего Яхонта и любовались тихим, ясным закатом. – А то, когда тебе неможется, я места себе не нахожу, на службе все мысли о тебе одной – хоть совсем из дома не уходи.
– А мне любо, когда ты дома, – прильнула Дарёна к её плечу. – Может, Радимира даст тебе отпуск?
Млада вздохнула.
– Нельзя сейчас в отпуск, горлинка, не время. За западной границей надо смотреть в оба глаза.
Вечерняя прохлада дохнула Дарёне в спину тревогой. Сонно колыхалась высокая трава, небо безмятежно рдело остатками зари, а вершины гор дремали, как мудрые, но очень усталые старцы, присутствовавшие при зарождении мира. Больно было видеть на чистом, гладком челе Млады тень этой тревоги, хотелось расправить её помрачневшие брови, нависшие над глазами, совсем как у Твердяны. Разглаживая пальцем складочки меж ними, Дарёна с грустной, робкой надеждой прошептала:
– А может, ещё уладится всё? И не будет ничего дурного?
– Мне бы этого тоже хотелось, милая, – проронила Млада в ответ.
Слова не находились – видно, разбежались по озёрному простору. От досады, что не получалось развеселить Младу, Дарёна всхлипнула. Когда женщина-кошка хмурилась, день меркнул, а её белозубо-клыкастая улыбка была Дарёне нужнее воздуха. Если глоток воды из Тиши спасал от дурноты и слабости, то эта улыбка воином-победителем уничтожала все невзгоды и душевное смятение. На ней держалось счастье Дарёны, от неё зависели покой её сердца и уверенность в будущем.
– Ничего, ладушка, – сказала Млада, расправляя брови и чуть приподнимая уголки губ. – Просто устала чуток сегодня, вот и взгрустнулось… У меня есть ты, а скоро появится на свет наша дочка – чего мне ещё желать для счастья?
А Дарёне не хватало для счастья… вишни. Но не простой, а сладкой, как малина, и эта новая прихоть настигла её среди ночи очередным кошмаром. Лёжа рядом с Младой, она грезила о великолепных деревьях, на которых росли тёмно-красные глянцевые ягоды, по виду – точь-в-точь вишня, а на вкус – слаще мёда. Дарёна понятия не имела, существовали ли такие ягоды на свете, но сидевший у неё внутри привередливый Кто-то желал именно их: «Хоть на край света иди, а добудь. Хочу!» – требовал он.
«А ежели такие ягоды не растут нигде?» – растерялась Дарёна.
«Ничего не знаю, – отрезал Кто-то. – Ищи где хочешь».
Вкус так ярко и правдоподобно представлялся Дарёне во всех его оттенках, что её рот наяву невольно наполнялся слюной. «Вот же опять напасть», – думала она измученно, а луна усмехалась в окно, мудрая и далёкая от всех этих страстей. Вконец дойдя до изнеможения, Дарёна решилась разбудить Младу.
– М-м? – отозвалась та, устало приподнимая веки, и в лунном свете её глаза замерцали, наполненные голубым драгоценным сиянием. – Что, горлинка? Тебе нехорошо?
Дарёне было стыдно называть истинную причину, по которой она прервала отдых супруги, но Кто-то сурово хмурил брови и ставил вопрос ребром: или сладкая вишня, или завтра будет гадкий день с тошнотой, слабостью и отвратительным настроением – словом, с полным набором «радостей».
– Младушка, а бывают ли такие ягоды… Ну вот, представь себе: на вид – как обычная вишня, но по вкусу – сладкая, точно малина? – спросила Дарёна, робко рисуя на плече супруги загадочные каракульки.
Ожидая ответа, она затаила дыхание: рассердится или нет?.. Конечно, не годилось будить усталую Младу среди ночи из-за каких-то ягод, которые могли оказаться выдуманными, да и быть рабыней своих прихотей Дарёне порядком поднадоело, но её отчасти успокаивали слова Крылинки: «Это не ты привередничаешь, это дитя просит».
Кажется, Млада не рассердилась. Её лицо, озарённое луной, казалось бледноватым и усталым, растерянным, заспанно-грустным – каким угодно, но не сердитым.
– М-м… Слыхала я о таких ягодах, – промолвила она. – Зовутся они птичьей вишней, но растут в более тёплых краях, чем наши. В Белых горах для них слишком холодные зимы, которых им не пережить – вымерзнут.
– Жалко, – вздохнула Дарёна, устраивая голову на тёплом плече Млады. Впрочем, оно было твердоватым, для того чтобы служить подушкой.
– Спи, горлинка, – пробормотала женщина-кошка и вскоре снова заснула.
А от Дарёны сон улетучился: услышав, что созданные её вкусовыми причудами ягоды – не плод воображения, а действительно существуют, она потеряла покой.
«Ну вот, видишь? Они есть, – не унимался Кто-то. – И ты должна их для меня добыть, чего бы тебе это ни стоило!»
Сунув голову под подушку, Дарёна рыкнула сквозь зубы. Ох уж этот Кто-то! Намучилась же она из-за него…
С самого утра все её мысли были только об этой птичьей вишне. Ей казалось, будто она перекатывает во рту сочную, упруго-прохладную ягоду, медленно разминая, лаская, обсасывая сладкую мякоть, пока на языке не осталась одна косточка… Воображение работало бессовестно ярко, подбрасывая ощущения во всех подробностях и заставляя её ловить призрак вкуса и жаждать его наяву. А потом ей вдруг пришло в голову: а кольцо? Ведь Дарёна достаточно хорошо представляла себе желанную ягоду – и вид её, и даже вкус! Наверняка этого будет довольно, чтобы попасть с помощью кольца в то место, где она растёт. Была не была!
Кольцо привычно заработало, открывая водянисто колышущийся проход, в который Дарёна смело шагнула… Не без мурашек волнения, конечно. Кто знал, в каких краях она могла оказаться и какие люди там жили? Но опасения были напрасны: по другую сторону прохода раскинулся огромный тенистый сад – неизмеримо больше, чем у Твердяны. Солнце грело здесь намного жарче, и в его лучах шелестели лощёными кронами прекрасные деревья, ветви которых гнулись книзу под тяжестью спелых ягод – точь-в-точь как в мечтах Дарёны. Она воровато огляделась… Вокруг – как будто никого, только слышалось сонное перешёптывание листвы и писк пташек. Наверняка никто не заметит, если она нарвёт себе горсточку чудо-вишни: много ли ей было нужно? Лишь удовлетворить своего внутреннего мучителя, требовавшего всяких вкусных диковинок… Прямо к лицу Дарёны склонялась ветка, готовая вот-вот отломиться: столько на ней висело тёмно-красных, почти чёрных ягод. Их гладкие бока поблёскивали, маня: «Сорви нас! Съешь!» – ну как не повиноваться этому призыву?
Дарёна боязливо сорвала одну ягодку… И тут же вжала голову в плечи, ожидая громов, молний и появления ужасных карающих сил, готовых обрушить на неё всю тяжесть своего возмездия. Однако ничего жуткого не произошло: всё так же привольно сияло над головой высокое чистое небо, солнце разливало по коже горячий мёд своих лучей, а ветерок гонял меж деревьев густое, душноватое тепло. Пахло нагретой землёй и травой, пичуги переливали в своих горлышках хрустальные капельки звонких песен, а одинокая ягодка лежала на ладони, сияя в солнечных лучах, как крупный тёмный лал. Назад на ветку её было уже, конечно, не приставить, оставалось только положить в рот, что Дарёна и сделала. Подумать только! Выдуманный вкус, преследовавший её в воображении, в точности совпадал с настоящим, который чарующе растёкся в её рту, играя кислыми и сладкими нотками; вторые в нём преобладали, отличая эти ягоды от обычной вишни.