В Париже. Из писем домой
Шрифт:
В Клубе решил выкрасить пол черным.
Пожалуйста, не скучайте, нужно же устроить выставку.
Сейчас утро, ухожу работать.
Целую всех крепко, крепко.
Анти.
Работаю, развешиваю ВХУТЕМАС и ругаюсь с Давидом.
Алешке скажи, что за границей наших мастеров не признают,
И нужно держаться вместе и строить новые отношения между работниками художественного труда. Мы не организуем никакого быта, если наши взаимоотношения похожи на взаимоотношения богемы Запада. Вот в чем зло. Первое – это наш быт. Второе – подбирать и держаться твердо вместе и верить друг в друга…
Алешка индивидуалист, и, как Татлин, начал думать, что он есть чистый конструктивист!
Чем же мы тогда отличаемся от художников Запада, если один не признает другого? Тем только, что здесь даже – и то умеют подбирать и уважать некоторых…
Лицензию на свой аппарат, вероятно, достану здесь.
Целую всех. Привет Виталию и Жене, Алеше и Эдди и пр.
До того много хожу, что свои московские ботинки сносил – ношу французские.
Ну, пока. Целую. Анти.
Кажется, твердо решено открыть выставку 28 мая, правда, еще не все будет готово, но это уже неважно. 1 июня я буду уже свободен.
Напрасно ты посылаешь деньги и папиросы. На них огромный налог, и получать страшно канительно.
По воздуху письма из Парижа не принимают, а только до Берлина.
Сегодня развесил «Тарелкина»30, сделал очень хорошо.
С текстилем ничего не вышло (с продажей), т. к. здесь нужна парча с очень крупными рисунками, а твои кажутся совсем маленькими и малоцветными.
Если получу с Госторга 1500 фр., куплю себе зеркалку «Ика», 6x9, если не получу, то куплю лишь бумаги и тебе кое-что, чулок и т. д., и больше не хватит ни на что.
О продаже мечты отлетели и об издании книг тоже.
Вообще, Париж из Москвы один, а в Париже он совсем другой.
Анти.
Я очень рад, что Володя наконец выехал – это очень мне поможет, но, наверно, и задержит.
Письмо № 19 и телеграмму получил.
«Септ» куплю, к нему футляр и к нему бобины-кассеты, футляр с 12 кассетами и, если найду, добавочный объектив. И все это вышлю почтой по адресу Госкино, пусть достает лицензию.
Что я тебе куплю:
1. Пояс резиновый.
2. Шляпу.
3. Ботинки, т. е. англ. туфли.
4. Шесть пар чулок.
5. Костюм, осеннее или летнее пальто.
Свой аппарат я сам повезу и в торгпредстве достану бумагу, а до Себежа сдам в багаж транзитом.
Выставка откроется 30-го, все откладывается из-за неготовности.
К счастью, в Париже все дожди и нежарко. Шляпу так истаскал, что на Себеже повешу на пограничный столб пугать Латвию.
Мориц живет со мной в одном отеле. Рад, что пишешь
Ваш Хомик.
Я купил граммофон маленький и четыре пластинки с модными джаз-бандами.
Может быть, вместо зеркалки купить фотоаппарат, который заряжается пленкой кино на 60 снимков, который стоит всего 50 фр.
Жалко, что нельзя в номере завести граммофон, только сижу и рассматриваю его. Радуюсь, что скоро конец, 30-го открытие нашего павильона.
Граммофон – это для матери.
Получил от брата Васи письмо, послал ему еще. Он очень рад.
Кино не снимаю. Нельзя без разрешения, а его еще не дали.
Целую всех. Анти.
Опять печальное известие. Выставка, т. е. наш отдел СССР, откроется только 4 июня по распоряжению Красина; значит, я выеду 10-го, не раньше.
Сегодня узнал, что завтра приедет Володя.
Получил письмо со снимками. В одном ты такая хорошая, а в другом сердитая. Мулечка такая вкусненькая, а матерь тоже хорошая.
Граммофон молчит, хочется его послушать, слышал только в магазине, но пусть молчит до Москвы.
Утром в 9 ч. разбудил Мориц и начал плакать. Жене отказали в визе, а он здесь будет до конца выставки, т. е. до декабря. Он изнервничался, что с ним делать…
Развесил свою рекламу. Завтра повешу свои 30 обложек, 11 монтажей и 6 знаков.
В клубе решил выкрасить пол черным.
Работаем вовсю, и все еще не готово.
Привет Жемчужному и Жене. Скажи ей, что «ваши» лучше «наших». (Ваши, т. е. московские.) У наших (парижских) нет ни грудей, ни бедер.
Целую, Анти.
В. Ф. Степанова – А. М. Родченко
Дорогой Родченко, получила письмо от 19 мая № 25, где ты меня успокаиваешь и говоришь о затяжке в отъезде. Я серьезно и не думала, что ты можешь приехать раньше 15 июня, это были только приятные мечтания. Я прошу тебя не расстраиваться и крепиться, а уехать тогда, когда позволят твои дела. Тем более что Володька приехал и может еще тебя задержать. Поэтому я крепко беру себя в руки до конца июня и никаких трагических писем ты больше не получишь.