Шрифт:
Глава 1. Покой.
Покой. Обманчивый ночной покой. Снег валит плотной стеной, создавая иллюзорную завесу отрешённости от внешнего мира. Стоя на обледенелом краю скалы, я медленно вдыхала и выдыхала морозный воздух, в чём не было ни малейшей необходимости. Это действие – лишь стойкая привычка и слабая попытка ухватиться за тень тактильных ощущений, испытываемых смертными. Только сосредоточившись на них, становится возможным отвлечься от вереницы мыслей, которые всё с большей навязчивостью преследовали меня. Здесь, с высоты птичьего полёта, взору открывается воистину живописный вид. Отсюда всё кажется таким крохотным, пустым, незначительным, но отчётливое понимание того, что внизу каждую секунду кипит борьба между жизнью и смертью, не даёт надолго забыться. Тишина и спокойствие эфемерны. Войны никогда не стихнут, но здесь, в заснеженном Нивэйсе 1 , все эти проблемы меня не
1
Нивэйс – вымышленная нейтральная территория, лишённая правящего клана. Отличается суровыми климатическими условиями и отсутствием людского населения.
Покидать излюбленное место не было желания, но рассвет не заставит себя долго ждать. Последний раз окинув меланхоличным взглядом пейзаж, изученный до мелочей, я сделала шаг навстречу пропасти. Воздушный поток беспощадно хлестал по щекам, пытаясь выбить из головы все навязчивые мысли и образы, хотя бы на время моего свободного падения. О приземлении свидетельствовал хруст ледяного пласта, прорезавший ночную тишину. С ним смешался едва уловимый звук ломающихся костей, но подобная боль не заслуживает внимания. Не отряхиваясь от налипшего снега, неровной походкой я зашагала в сторону очередного пристанища, наречённого домом. Вслед за мной растянулся шлейф багровых пятен, стекающих из открытой раны, но в скором времени кровавая капель прекратилась. Регенерация знает своё дело, и к порогу я подходила уже твёрдым шагом.
Массивная дверь гулко хлопнула, оповестив жильцов о моём присутствии. Стёганая чёрная куртка с тонким слоем синтепона небрежно повисла на вешалке. Единственной функцией верхней одежды было прикрытие перед смертными. Шанс повстречать их здесь был минимальным, но осторожность никогда не повредит. Не снимая обувь, я направилась прямиком на второй этаж, безраздельно принадлежащий мне одной. Минуя общий зал, не останавливаясь, я бросила короткое приветствие и надеялась им ограничиться, но стоило ноге коснуться лестничной ступеньки, меня недовольно окликнули.
– Илина! Чёрт подери, ты приходишь всё раньше и раньше, почти на рассвете! – выпалил Алек с неприкрытым раздражением.
Его миловидная внешность, как и натура, диссонировали с гневом, но в данный момент он выглядел воистину сурово. Понимая, что назревает непростой разговор, я нехотя развернулась и проследовала в гостиную. По меркам бессмертных, перешагнувших столетний рубеж, наше жильё было обставлено скромно, но для комфортного существования здесь было всё. Особенно, если брать во внимание мою непритязательность. Алек – единственный из нас, кто трудился и материально обогащался за счёт своих познаний, поэтому его комната по праву носила звание самой современной и оснащённой. Мой ответ на его гневную тираду последовал, как только я вольготно расположилась в ближайшем кресле.
– Зачем же так официально, Алек? – проговорила я с особым нажимом.
Ему доподлинно известно, что я не любила, когда ко мне обращались, используя полную форму имени. Складывалось ощущение, что я – неразумное малое дитя, которое в чём-то провинилось и сейчас выслушает нравоучение за содеянное. Вот только лет мне было больше. Гораздо больше.
Пристальный взгляд холодных серых глаз был прикован ко мне. Стройное лицо юноши, которому навсегда останется семнадцать лет, не выражало никаких положительных эмоций. Внезапно он поднялся и вмиг очутился передо мной. Присев, он властным, но осторожным движением сомкнул пальцы вокруг моей щиколотки, потянув ногу на себя. Неодобрительно покачав головой, он продолжил нравоучения.
– Снова прыгнула с обрыва? Для чего эти испытания на прочность? Ты больше не хотела быть свидетельницей чужих раздоров. Мы уехали и очень далеко, но теперь ты ведёшь войну против себя самой. Что с тобой творится, Лина 2 ? – услышанное накрыло жгучей волной раздражения, укрыться от которой не удалось.
– Не суйся. В моё. Пространство, – отчеканив каждое слово, я вырвала ногу из ослабевшей хватки и резко встала.
Никто из нас не пылал желанием сказать или сделать нечто такое, за что потом пришлось бы извиняться. Коротко фыркнув, я развернулась на каблуках и удалилась в свои покои. Демонстративно хлопнув дверью, краем уха я уловила обрывок тихо сказанной фразы: «Не оставляешь выбора». Желания поразмыслить об этом не возникло, поэтому я сделала вид, что вовсе ничего не слышала. Необходимо привести себя в порядок – это занятие сейчас казалось наиболее подходящим. До наступления темноты оставалось, как минимум, десять часов, а других дел пока не намечалось. Небрежно стянув сапоги, промокшие от снега и перепачканные кровавыми разводами, я проследовала в ванную комнату. Ноги коснулись бело-серого мрамора, подобного мне самой. Горячей воды тело не требовало, как и многого другого, но вот одежда очень даже подчинялась элементарным
2
Лина – женское имя, образованное от мужского греческого имени «Линос», что означает «скорбная песнь о безвременной смерти».
Тем временем ванна наполнилась до краёв. Как только я погрузилась в неё с головой, воцарился долгожданный белый шум. Он окончательно вытеснил из разума остатки гнетущих переживаний. Покой. Его было то слишком много, то катастрофически мало. Вода мягко растворяла всю грязь внешнего мира, смывала с затянувшихся ран свидетельства их недавнего пребывания, нежно обволакивала и распутывала сбившиеся пряди волос. Она служила своеобразным барьером между мной и реальностью. Сознание медленно уходило в подобие транса. Смутные картины из прошлого всплывали перед глазами, подобно зацикленной плёнке, но изображение постоянно ускользало, не позволяя задержать на себе внимание. Всё моё существование разыгрывалось по неправильному сценарию, лишённому смысла. Я не имела чётких понятий о том, что считать правильным, а что – аморальным. Муки выбора, сделки с совестью, в существовании которой были сомнения, недоверие ко всему живому и неживому привели меня ровно туда, где я находилась. Почему одиночество, которое всегда устраивало, начинало всё больше угнетать? Откуда взялось чувство абсолютной неправильности всего происходящего? Какое место я могла бы занять в социуме? Ответов на эти важные вопросы найти не удавалось. Шутка ли: прожить почти три сотни лет, но так ничего и не понять про себя. Значит, мне остаётся сделать только одно.
Глава 2. Прощание.
Смеркается. На сегодняшнюю ночь у меня был намечен конкретный маршрут, и быть приятным он не обещал. Обычно я покидала дом самой первой, но в этот раз меня опередил Алек, который реже всего выходил за пределы своей комнаты. Наверняка причина скрывалась не в желании избежать контакта после нашей последней беседы, ведь за сотни лет между нами возникали куда более серьёзные разногласия. Значит, у него появились свои личные дела. В любом случае, была ещё одна личность, которая дожидалась меня в зале, куда я уже спускалась. Дана не принимала участие в утреннем разговоре и вряд ли собиралась наверстать упущенное – такой подход к решению проблем совершенно не в её духе. Невинные голубые глаза вкупе с трогательно приподнятыми уголками бровей могли очаровать кого угодно. Разумеется, речь идёт о тех, кто не осведомлён об истинном возрасте и природе рыжеволосой кудрявой девы. Она плавно приблизилась и с робкой улыбкой положила руку на моё плечо. Этот простой жест вмиг пробудил воспоминания.
Погода была под стать событиям той ночи: такой же омерзительной. Я застыла перед очередным кирпичным строением, которое мы покидали раньше запланированного срока. Странное чувство неотвратимости нависло над нашими головами мрачными грозовыми тучами. Капли в монотонном ритме стучали по черепице, играя на моих нервах. На плечи легко опустилась пара женских рук, а вслед за этим высокий нежный голос разбавил шум дождя.
– Я понимаю твои сомнения, Лина. Поверь, милая, наш новый дом будет гораздо лучше прежнего. Алек на славу постарался. Тебе понравится там, вот увидишь, – её искреннее воодушевление изумляло каждый раз.
– И надолго? Могут ли такие, как мы, хоть одно место называть словом «дом», вкладывая в него коренной смысл, а не простую формальность? – в конечном счёте вопрос остался без ответа и приобрёл статус риторического.
Даже смертному за свою короткую жизнь трудно остаться без горького опыта за спиной. Что тогда говорить о бессмертном? Дана действительно была одной из немногих, кто не утратил способность искать и, что ещё важнее, находить во всём положительные стороны. По сей день неизвестно, кто именно даровал ей вечность, но рассказать о событиях, предшествующих обращению, вполне возможно.