В паутине
Шрифт:
Если бы Питер мог предвидеть, что Фортуна уготовила для него, повез бы он Нэнси на прием или отказался? Сделал бы он это сейчас, зная обо всем, что произошло? Спросите у него сами.
Итак, Питер появился на приеме, но был мрачен и не зашел в дом. Он не объяснил настоящей причины – при всей своей ненависти к притворству. Возможно, он не признавался в этом даже сам себе. Питер, который не страшился ни единого существа на свете, от змей до тигров, в глубине души побаивался тетю Бекки. Да и сам дьявол, как считал Питер, испугался бы этого язвительного старого языка. Не страшно, если бы она наносила ему такие же, как другим, прямые удары. Но для Питера у тети Бекки имелась иная тактика. Она с улыбкой произносила перед ним короткие речи, лаконичные, тонкие и опасные, словно порез бумагой, и Питер оказывался беззащитным перед ними. Поэтому он устроился на перилах веранды. Лунный человек расположился в другом ее конце, а Большой Сэм Дарк и Маленький Сэм Дарк расселись в кресла-качалки. Питер ничего не имел против этой компании, но содрогнулся,
«Современные девушки слишком крепки здоровьем, – вздыхала миссис Тойнби. – Это несколько вульгарно, как ты считаешь, Питер? В девушках я была очень хрупкой. Однажды упала в обморок шесть раз за день. Не уверена, что обязана заходить в эту душную комнату».
Питер ответил ей довольно грубо, но его можно простить, поскольку вряд ли когда-либо в жизни он был так напуган, если не считать того случая, когда перепутал аллигатора с бревном.
«Если вы останетесь здесь в обществе четверых холостых мужчин, дорогая Алисия, тетя Бекки решит, что у вас имеются матримониальные планы, и тогда у вас не будет шанса получить этот кувшин».
Миссис Тойнби позеленела от сдерживаемого гнева, бросила на него взгляд, в котором содержались слова, что нельзя произнести вслух, и ушла вместе с Вирджинией Пауэлл. Питер тотчас принял меры предосторожности, забросив лишний стул через перила в кусты спиреи.
«Прошу прощения за мои рыдания», – сказал Маленький Сэм, подмигивая Питеру и вытирая огромные воображаемые слезинки.
«Мстительна, она очень мстительна, – заметил Большой Сэм в сторону ретировавшейся миссис Тойнби. – И хитра, как сатана. Тебе не следовало ссориться с ней, Питер. Она припомнит тебе все, если сможет».
Питер рассмеялся. Что значила мстительность миссис Тойнби для того, кого ждали соблазнительные тайны неизведанных джунглей Амазонки? Он погрузился в мечты о них, пока оба Сэма дымили своими трубками и размышляли, каждый о своем.
8
«Маленький» Сэм Дарк, ростом шесть футов и два дюйма, и «Большой» Сэм Дарк, ростом пять футов один дюйм, приходились друг другу кузенами. «Большой» Сэм был старше на шесть лет, и прилагательное, которое в детстве звучало вполне логично, приложилось к нему на всю жизнь, как часто случалось в Розовой Реке и в бухте Малой Пятницы. Оба Сэма, бывшие моряки-грузчики-рыбаки, уже тридцать лет жили вдвоем в небольшом доме Маленького Сэма, что, словно морская ракушка, прилепился к красному мысу бухты Малой Пятницы. Большой Сэм был прирожденным холостяком. Маленький Сэм – вдовцом. Его женитьба осталась так далеко, где-то в смутном прошлом, что Большой Сэм уже почти простил его за это, хотя и напоминал иногда, в частых ссорах, которыми они оживляли свою довольно монотонную жизнь приставших к берегу моряков.
Ни сейчас, ни прежде оба не отличались красотой, но их мало волновал сей факт. Лицо Большого Сэма было скорее широким, чем длинным, а борода – пламенно-рыжей, что являлось редкостью среди Дарков, внешность которых обычно соответствовала фамилии. Он никогда не умел, да так и не научился готовить, зато стал хорошей прачкой и рукодельником. А еще он умел вязать носки и писать стихи, которые ему очень нравились. Он сочинял эпические поэмы и с удовольствием декламировал их неожиданно мощным для столь тщедушного тела голосом. Даже Утопленник Джон едва ли смог взреветь громче. В дурном настроении он чувствовал, что упустил свое призвание, и никто не понимает его. И что почти все будут прокляты в этом мире.
«Мне следовало стать поэтом», – скорбно вещал он своей оранжевой кошке по имени Горчица. Кошка всегда соглашалась с ним, но Маленький Сэм иногда презрительно фыркал. Если у него и имелось тщеславие, то все оно было тщательно вытатуировано в виде якорей на его руках. Якоря, на его вкус, были симпатичнее и больше соответствовали морскому делу, чем змей Утопленника Джона. Большой Сэм всегда был либералом в политике, а на стене над его кроватью висел портрет Сэра Уилфрида Лорье 6 . Сэра Уилфрида не было в живых, он ушел в прошлое, но, по мнению Большого Сэма, ни один современный лидер не стоил и праха с его ботинок. Премьеры и кандидаты вырождались, как и все прочее. Он считал, что бухта Малой Пятницы – самое желанное место на свете и презирал любые возражения по этому поводу.
6
Уилфрид Лорье – канадский политик, 7-й премьер-министр Канады с 11 июля 1896 по 5 октября 1911, представитель Либеральной партии, первый франкоканадец на этом посту.
«Мне нравится, когда у моего порога плещется море, одно только синее море», – гулко сообщил он на вопрос снимавшего в бухте летний коттедж «писаки», не кажется ли им Малая Пятница слишком уединенным местом.
«Насмешка – часть его поэтической натуры», – пояснил Маленький Сэм, чтобы писака не подумал, что Большой Сэм не в своем уме. Маленький Сэм жил в тайном страхе, а Большой – с тайной надеждой, что писака «вставит их в свою книгу».
На фоне тощего Большого
7
Сэр Джон Александер Макдональд (1815 -1891г.г) – первый премьер-министр Канады.
8
Широкую популярность религиозный протестантский фундаментализм получил среди групп пресвитериан, баптистов и методистов в 1910-е—1912 годы. Идеологами движения отвергались любые попытки критики и модернистского истолковывания Священного писания.
9
Пресвитерианство – одно из направлений в протестантизме и особенная форма церковной организации. Опирается на учение Жана Кальвина и рассматривается как одна из ветвей кальвинизма и реформатской церкви.
Оба Сэма имели к старому кувшину Дарков лишь академический интерес. Их двоюродное родство вряд ли давало им какие-либо преимущества. Но они никогда не пропускали ни одного собрания клана. Большой Сэм, вероятно, получал здесь материал для своих стихов, а Маленький замечал пару-тройку симпатичных девушек. Сейчас он отметил, что очередной красоткой стала Гей Пенхаллоу, и что Тора Дарк располнела. Что-то появилось в Донне Дарк – нечто поразительно соблазнительное. Сара Уильяма И. несомненно оставалась красива, но была квалифицированной медсестрой, а Маленький Сэм всегда подозревал, что она слишком много знает о своих и чужих внутренностях, чтобы быть по-настоящему привлекательной. Что же касается дочери миссис Альфеус Пенхаллоу Нэн, о которой так много говорили, Маленький Сэм мрачно решил, что она «слишком броская».
И, конечно же, Джоселин Дарк. Она всегда была заметной. Что за дьяволенок пробежал меж ней и Хью? Маленький Сэм считал, что слово «дьяволенок» мягче и звучит менее богохульно, чем «дьявол». Для старого морского волка Маленький Сэм слишком беспокоился о своем языке.
Освальд Дарк стоял в дальнем конце веранды, устремив огромные, безучастные агатово-серые глаза в небо и на золотой край земли, простор Серебряной Бухты. Как обычно босиком, в длинном, почти до пола, черном полотняном пальто. Длинные, темные, без единого проблеска седины, волнистые, как у женщины, волосы, расчесаны на прямой пробор. Несмотря на впалые щеки, его лицо оставалось странно гладким, без морщин. Дарки и Пенхаллоу ныне стыдились его так же, как прежде гордились им. В молодости Освальд Дарк был блестящим студентом с перспективой попасть в правительство. Никто не знал, почему он «съехал». Некоторые искали ответ в несчастной любви, другие считали, что он просто перетрудился. Иные покачивали головами в сторону того факта, что бабушка Освальда была чужачкой – из Болотного края с востока. Кто знает, какую дурную струю она, возможно, добавила в чистую кровь Дарков и Пенхаллоу?
Какой бы ни была причина, Освальд Дарк ныне считался безвредным сумасшедшим. Он бродил по красивым, красным дорогам острова, а в лунные ночи еще и весело распевал, время от времени преклоняя колени перед небесным светилом. В безлунные ночи он был горько несчастен и рыдал в лесах и чащах. Когда ему хотелось есть, он заходил в первый попавшийся дом, громко стуча в дверь, словно у нее не было права быть закрытой, и царственно требовал еду. Поскольку все его знали, он получал требуемое, и не было дома, который не открыл бы перед ним двери в холодные зимние ночи. Иногда он исчезал из виду на неделю или около того. Но, как сказал Уильям И., у него имелось необъяснимое чутье на все семейные сборища, и он неизменно посещал их, хотя редко удавалось убедить его зайти в дом, где они проходили. Как правило, он не обращал внимания на людей, которых встречал во время своих скитаний, кроме, разве что, мрачного взгляда в ответ на шутливый вопрос «Как поживает Луна?», но никогда не проходил мимо Джоселин Дарк, не улыбнувшись ей странной жутковатой улыбкой, а однажды заговорил с нею.