В пекло по собственной воле (сборник)

Алешина Светлана

— А вам не интересно, кто это оказал вам столь эффективное сопротивление? — спросила я Менделеева. — Или вам этот человек хорошо известен?

Менделеев заметно смутился и пробормотал:

— Я, по-вашему, знаком со всеми пассажирами этого самолета?

«Ушел от ответа, — отметила про себя. — Это само по себе уже о чем-то говорит. Или он хорошо знает того пассажира, но не хочет в этом признаваться, или он его не знает, но не хочет, чтобы я проявляла интерес к этой личности. И то и другое требует разъяснения…»

— Давайте поступим следующим образом, — предложила, обращаясь в основном к Менделееву. — Доказать друг другу, что мы именно

те люди, за которых себя выдаем, мы пока не сможем. Но давайте тогда придерживаться хоть каких-нибудь версий на этот счет. Самая простая — что так оно и есть на самом деле. Но тогда мы должны объяснить свои поступки таким образом, чтобы они вписывались в эти версии. Вы с этим, надеюсь, согласны?

Менделеев секунду подумал и кивнул в знак того, что не возражает. А что еще он мог предложить? Сейчас явно проигрывал мне в активности и просто вынужден был соглашаться на мои предложения.

— Тогда логика ситуации требует, чтобы я начала с себя. В конце концов, это я без всякого приглашения ворвалась в вашу компанию и нарушила ваш приятный ли, неприятный ли, но тет-а-тет на борту затонувшего самолета…

Менделеев хмыкнул. Он явно не возражал.

— Меня эпизод с дракой интересует прежде всего с профессиональной точки зрения, — начала я свои объяснения. — В первой группе спасенных пассажиров была женщина, которая сообщила нам…

— Кому это нам? — перебил меня Менделеев.

— Чтобы задавать подобные вопросы, — отрезала я, — вы должны иметь на то полномочия, а они у вас пока еще весьма сомнительны. Но отвечу на ваш вопрос единственным возможным в данной ситуации способом — сообщила мне и моим коллегам. Вас это устроит?

Менделеев недовольно фыркнул, но промолчал.

— Итак, сообщила нам, — продолжала я, — что в салоне самолета произошла драка, в которой участвовали вы… — Я указала на Менделеева. — Причем ошибиться тут было невозможно, поскольку вашу внешность она описала очень живописно и даже экспрессивно… По ее словам, в драке участвовали три человека. Вторым были вы, Анохин…

— Она врет! — нервно перебил меня пилот. — Вы не имеете права!

— Вы тоже никаких прав тут не имеете! — перебила я в свою очередь. — Даже права на адвоката. Разве что поищете его среди каспийских селедок. Не желаете с ними пообщаться?

Анохин молчал. Видно, я производила на него довольно устрашающее впечатление.

— А раз не желаете, — продолжала я, — то и помалкивайте насчет того, кто какие права имеет. Лучше ответьте еще раз и хорошо подумав — участвовали вы в той драке или нет? Имейте в виду, что если я та, за кого себя выдаю, то мои показания будут рассматриваться в официальном расследовании причин катастрофы. От расследования вы, как пилот самолета, не отвертитесь. Тем более что есть еще второй пилот… Простите, я имела в виду — первый пилот, который тоже может дать свои показания, и они должны будут точно соответствовать вашим.

Не знаю, правильно ли я сделала, упомянув первого пилота, который так и остался скорее всего в рулевой кабине самолета и никогда не сможет дать показания. Но Анохин посмотрел на меня враждебно и как-то злорадно. Я думаю, он знал, что первый пилот мертв.

— Не думаю, что мои слова будут противоречить тому, что покажет Панов, — ответил он тихим, но каким-то интригующим, что ли, голосом, то ли намекая, то ли не умея скрыть, что знает он больше, чем говорит. — Вы, кстати, забыли еще пассажиров, из которых добрая половина видела, что я не участвовал в той драке… Ну, почти

не участвовал. Я только столкнулся в проходе из салона в рулевую рубку с этим гражданином, знать которого не знаю и увидел тогда впервые. Мне показалась подозрительной стремительность, с которой он направлялся в кабину пилотов, в которой, как известно, посторонним людям делать нечего. Я, абсолютно его не трогая, просто встал у него на пути, чтобы не дать пройти и выяснить, в чем, собственно, дело. Но он грубо отшвырнул меня со своего пути. Вернее, попытался отшвырнуть. Я вцепился в рукав его пиджака, но он сбросил пиджак и оставил меня за своей спиной. Если бы не вмешался тот неизвестный мне пассажир, не знаю, чем кончилось бы все это. Ему удалось бы ворваться в салон и помешать Панову плавно посадить самолет на воду…

Менделеев слушал его молча и только изредка скептически фыркал.

— Постойте, Анохин, — прервала я. — А зачем потребовалось сажать самолет на воду? Это была вынужденная посадка? Или Панов в одиночку, самостоятельно принял решение посадить на воду исправный самолет и, таким образом, затопить его?

Анохин после моего вопроса занервничал, а Менделеев посмотрел на меня с удивлением и интересом, хотя не могу утверждать, что интерес его был доброжелательным.

— Я отказываюсь отвечать на провокационные вопросы! — заявил Анохин, ерзая в своем углу. — Самолет потерял управление в результате взрыва, устроенного им!

Он ткнул пальцем в Менделеева.

— Курам на смех, Анохин! — отозвался Менделеев. — На какой хрен мне это нужно было?

— Он знает, на какой хрен! — завизжал Анохин. — Он хотел угнать самолет в Турцию! Он угрожал взорвать нас всех! Он террорист! Он преступник! Это он взорвал самолет и утопил пассажиров. Это он убил Панова!

Выкрикнув это, Анохин осекся и посмотрел на меня с удивлением. — Что вы ко мне привязались со своими вопросами? — закричал он. — Кто вы вообще такая? Я вообще не буду больше ничего говорить! Вы не заставите меня говорить то, что я не хочу говорить! Не имеете права!

Менделеев слушал его с мрачной улыбкой, не обещающей всем остальным ничего хорошего. Но когда он начал говорить, я с удовлетворением убедилась, что мне удалось все-таки навязать ему тот стиль общения, к которому я с самого начала стремилась.

— Я не буду даже пытаться опровергнуть тот бред, который он сейчас нес, — сказал он мне, признавая тем самым мое ничем не подтвержденное право задавать вопросы и требовать ответа на них. — Если я тот, за кого себя выдаю, а вы — я все-таки в этом уверен — мало в этом сомневаетесь, у меня не может быть даже теоретических мотивов, чтобы совершить любое из тех действий, которые он мне приписывает. Я хотел угнать самолет в Турцию! Да за каким, понимаете ли… И почему именно в Турцию, почему не на Занзибар?!

Я, может быть, и была согласна насчет отсутствия у него мотивов, но одна мысль не давала мне покоя, мешая согласиться с его логикой.

«Все это было бы хорошо, — размышляла я, — если бы была уверена, что вы, генерал-майор Менделеев, не имеете никакого отношения к нашим противникам. Вы один из немногих подозреваемых в таких контактах, а устроить подобный спектакль — большого таланта не нужно. Возможно, и Анохин работает на тех же людей, что и вы, а теперь вы подставляете его, чтоб самому выйти из сложной ситуации… Мотивы? Если вы и в самом деле тот агент, которого я ищу, за пять минут я накопаю вам с десяток мотивов, которые будут мотивировать ваши действия!»