В пекло по собственной воле (сборник)
Шрифт:
— Что же случилось с той девушкой из деревни айнов, на которой ты едва не женился? — спросила я Евграфова, когда мы стояли с ним у взлетной площадки.
Вертолет уже раскручивал лопасти винта, и времени у
Евграфов посмотрел на меня грустными глазами и сказал просто и доверчиво:
— О-Кари ушла в океан к большой волне…
— Ушла? — не поняла я.
— У айнов есть поверие, что большая волна, цунами, забирает их в царство Большого кита, покровителя их рода, — пояснил Сергей. — Старик-отец не разрешил ей выйти замуж за русского, он давно присмотрел ей жениха из Японии, из деревни на Хоккайдо. Она должна была уехать в Японию. Я хотел просто увезти ее от отца, подать рапорт об отставке и уехать с ней в Россию, но она не смогла нарушить обычаи своего рода. По их традиции, девушка, которая не хочет выходить замуж за мужчину, которого присмотрели ей родители, имеет право отказаться и выйти замуж за Большого кита. О-Кари уплыла в океан и не вернулась. Так у них поступают и старики, которые чувствуют приближение смерти, — они сами уходят в страну Большого кита.
Мы помолчали. Мне ничего не хотелось говорить, просто было грустно, не хотелось улетать с Шикотана.
Сергей посмотрел мне в глаза, положил руки на плечи и сказал:
— Вот и ты от меня уходишь…
Мне стало очень жарко, и глаза сами собой наполнились слезами.
— Сережа, — прошептала я. — Ты…
Я обняла его руками за шею и поцеловала.
— Я буду ждать тебя, Сережа! — крикнула я уже из двери вертолета, в котором сидел Фимка Шаблин и смотрел на нас с нескрываемым изумлением.
Дверь захлопнулась, и вертолет поднялся в небо, оставив Сергея внизу, на Шикотане, вместе с моими надеждами на то, что моя одинокая жизнь будет разрушена этим мужчиной.
Я почему-то была уверена, что он никогда не встретится со мной больше. И от этого было так грустно, что хотелось плакать.
Фимка смотрел на меня такими же грустными сочувствующими глазами и пытался что-то говорить, чтобы меня отвлечь. Но мне не хотелось ничего слушать.
Я уткнулась в Фимкину штормовку, прижала лицо к его руке и по-настоящему горько и свободно заплакала. Фимка гладил меня по голове и говорил тихо:
— Все будет хорошо, Оленька! Все обязательно встанет на свои места!