В пекло по собственной воле (сборник)
Шрифт:
— Ну вы и авантюрист, Николай Яковлевич! — покрутила я головой.
Он даже обиделся.
— А ты знаешь, что мы ни в одних документах, ни в одних сводках у них не числимся? — воскликнул он. — Ты знаешь, что они тут же на моих глазах рапорт о нашем задержании уничтожили? И пока они надеются с моей помощью добраться до этого героина, мы — в безопасности. Да и нога у меня подзарастет, пока они будут с нами возиться. Как только они распрощаются с надеждой выманить из меня сведения о героине, то просто отвезут подальше в море и утопят, как котят. Я в гипсе очень даже хорошо пойду ко дну! Им на крайний случай и одного килограмма героина хватит. Тоже навар не хилый, между прочим!! Им-то он, считай, с неба свалился, вернее — из-под воды к ним вынырнул вместе с нами…
— И когда они поймут, что вы их обманываете? — спросила я. — Что будет тогда? Опять — как котят в море? Или, может быть, другим каким способом? Как щенков, например, или как… Кто у них тут водится? Как верблюжат, например? Или еще проще — бритвой по горлу — и в колодец? Так вот простенько и со вкусом, как говорил один мой знакомый.
Но мой напор пропал даром. Менделеева не так-то легко было сбить с выбранной им линии поведения. Он и сам был мастером словесных баталий и четко отличал обычные психологические наезды от толковых аргументов.
— Ты что, правда была знакома с Евгением Леоновым? — спросил он с таким искренним интересом, что я даже пожалела о своей дурацкой привычке называть литературных и киношных персонажей своими «знакомыми», я-то имела в виду вовсе не Леонова, а его героя…
— Это я была с ним знакома, — неуклюже вывернулась я из дурацкого положения. — Я же не говорила, что он тоже был знаком со мной!
Менделеев сразу смягчил тон, показывая, что увидел мой промах и обыграл его, но на этом — все, военные действия прекратили. Я облегченно вздохнула.
— А я и не собираюсь отдавать им эти триста килограммов героина, которых не существует в действительности, — сообщил он мне заговорщицким тоном. — Хватит с них и одного. А пока будем долго торговаться о цене. Я, конечно, не один знаю, где самолет. Но им известно, что я — генерал МЧС, и они понимают, что без моей помощи они героин не получат, даже если им и удастся самим поднять самолет, лежащий в нейтральных водах… А пока мы будем торговаться, я, конечно, успею что-нибудь придумать и встать на ноги. Я же не зря выбил для тебя восточную одежду и отправил на женскую половину. Ты должна найти возможность выбраться отсюда и передать Чугункову, что я — в Иране.
«Какая самоуверенная личность! — подумала я. — „Я успею!.. Я — в Иране!“ Словно он один здесь! А я — слуга его, что ли?!»
Я почувствовала, что пора и мне проявить активность на полную катушку.
— Не стоит ломать голову! — сказала Менделееву. — Я уже знаю, как отсюда уйти, нужно только уточнить некоторые детали…
Но договорить мне не дал Анохин. Он неожиданно вскочил на кровати и, перекрикивая завывания восточного певца, заорал:
— Вы только посмотрите, что эти гады пишут!
Он размахивал газетой, и не было сомнения, что слово «гады» относится к журналистам.
Менделеев, опираясь на палку, подошел к нему и выхватил английскую газету из его рук.
— Вот! Вот смотрите! — суетился Анохин, тыча в газету пальцем. — Я плохо английский знаю, но это и до меня дошло! Это же просто черт знает что такое!
Менделеев нашел наконец сообщение, о котором говорил Анохин, и начал переводить:
— «Агентство Би-би-си сообщает, — прочитал он, — что от российских официальных кругов стали известны новые подробности о катастрофе, случившейся в Каспийском море с самолетом гражданской авиации России „Ан-24“. Все 56 пассажиров, находящиеся на его борту, погибли…»
— Сколько? — воскликнула я. — По списку же пассажиров — двадцать!
— Тут ясно сказано, — усмехнулся Менделеев. — Пятьдесят шесть. Черным по белому!
— Да там и не поместилось бы столько! Половина салона грузом была занята! — выкрикнул Анохин, явно противореча здравому смыслу, ведь груза можно было взять и меньше, а пассажиров — больше.
— Дальше что написано? — спросила я.
— А дальше — еще интереснее, — усмехнулся Менделеев и стал читать дальше: — «Как стало известно нашему корреспонденту, в Генеральной прокуратуре рассматривается версия о том, что катастрофа самолета была устроена высшими чиновниками из Министерства чрезвычайных ситуаций с целью продемонстрировать безупречность работы их ведомства и доказать необходимость увеличения бюджетного финансирования их министерства. На вопрос корреспондента, кто автор такой версии, источник в Генеральной прокуратуре ответить отказался, лишь туманно намекнул на ее происхождение из среды политических противников нынешнего Президента России. Падение самолета в Каспийское море, согласно рассматриваемой версии, должно было стать „образцовой“ катастрофой, к ней МЧС готовилось заранее и накапливало силы спасателей в заранее запланированном районе. Источник в Генпрокуратуре сообщил также, что в распоряжении упомянутой выше политической группы находится „черный ящик“ с упавшего в море самолета, в котором содержатся записи, изобличающие МЧС в заранее запланированном теракте. Пассажиры, несомненно, все были бы спасены и история никак не выплыла бы наружу, если бы начавшийся внезапно шторм не смешал все планы заговорщиков. Сильная штормовая волна перевернула спасательное судно „Посейдон“, и победный спектакль, подготовленный МЧС для миллионов россиян, обернулся настоящей трагедией. В пользу распространяемой версии говорит и тот факт, что министр МЧС на вопросы корреспондентов отвечать отказывается. Начальник секретной службы, которая существует в МЧС, скрывается в районе Каспийского моря, а находившийся в момент катастрофы в том же районе, по данным, полученным неофициальным путем, генерал-майор Менделеев, который упоминается как непосредственный организатор и автор сценария провалившегося „спектакля“, скрылся в неизвестном направлении. Поиски затонувшего самолета ведутся международной группой спасателей, в которой силы российского МЧС находятся лишь в качестве наблюдателей. Такое решение принято Правительством России, которое на ближайшем своем заседании должно заслушать отчет министра о положении в МЧС. С запросом по аналогичному вопросу обратился спикер Государственной думы России Геннадий Селезнев. Джон Харви, спецкор Би-би-си, Москва».
— Вот это да! — только и смогла сказать я.
— Да уж! — мрачно подтвердил Менделеев, почесывая затылок.
Он был растерян, расстроен и сильно разозлен одновременно.
— Но там же нет ни слова правды, Николай Яковлевич! — возмутилась я. — Сплошное вранье!
— А ты что, не знаешь, сколько в этой жизни на вранье держится? — неожиданно возмутился Менделеев. — Кто доказывать-то будет, что это вранье? Пассажиры, которых Чугунков спас? Кто теперь поручится за их жизнь? Костя там один с министром остался. Им только от Правительства да от Думы успевай отбиваться, а тут еще Президент подключится! Размажут напрочь! Ликвидируют министерство! Есть люди, которые давно об этом мечтают!
— Николай Яковлевич! — хотела предложить я свой план, как можно попытаться спасти ситуацию, но он даже договорить мне не дал. — Что Николай Яковлевич? — крикнул он мне в крайнем раздражении. — Мы тут с тобой в игрушки играем, с иранцами забавляемся, тряпки их меряем. Шахерезада, мать твою, нашлась! А там судьба всего министерства решается! Я — единственный свидетель, который может всю эту чушь опровергнуть, понимаешь ты это? А я тут сижу лясы точу с какими-то идиотами! Я там должен быть! С Костей! С министром! А я…
Он махнул рукой и замолчал.
«Вот и у этого — истерика! — подумала я. — А я-то его сильным мужиком считала! Ошиблась, как всегда, милочка. Если на кого и можно в этой жизни надеяться, то только на женщину. То есть на саму себя! Ладно, Николай Яковлевич! Переживайте, переживайте! Вместо того, чтобы дело делать! Обойдусь как-нибудь и без вас!»
Я подошла к двери и открыла ее, но путь мне преградил охранник с автоматом на груди. Я повернулась к Менделееву и приказала:
— А ну-ка, быстро скажите ему, чтобы он отвел меня на женскую половину!