В плену его страсти
Шрифт:
– А теперь послушай сюда, служитель, блядь, медицины. Если девушка за этой дверью не выживет, ты и твои близкие ответят за это головой. Я достаточно ясно выражаюсь?
Мужик бледнеет, в глазах ужас. Но мне плевать. По херу. Я не желаю даже мысль допускать, что Алика не выкарабкается. Хирург, похоже, тоже усваивает мой посыл, настойчиво кивает, и только тогда я его отпускаю.
– Я хочу ее увидеть, - повторяю приказ.
– Да, конечно, - хрипит врач и кивает на дверь.
Стоит мне оказаться в комнате
Белые стены, мерный писк аппаратов, неподвижное тело на постели…
Гребаные картинки мелькают перед глазами одна за другой. Отогнать их стоит немалых усилий. Подхожу чуть ближе - смотрю на Алику. Черт знает зачем, но беру ее маленькую ладошку. Чуть сжимаю.
– Она все равно вас не услышит, - подаёт голос хирург.
Мне должно быть все равно. Я сделал все, что в моих силах - вовремя привез в больницу, организовал хороших врачей, ещё и палату сейчас отдельную выделят.
Казалось бы, совесть моя должна быть чиста. Можно спокойно возвращаться к себе. Но вместо этого после больницы я еду в квартиру, в которой ни разу не был с того момента, как решил уехать.
Звенящая тишина оглушает. Везде идеальная чистота - уверен, уборка тут проводится регулярно.
Медленно обхожу комнату за комнатой. Все осталось так, как я оставил.
Воспоминания сменяются, словно костяшки домино - падают друг за другом. Но вместо удушающей боли я вдруг чувствую, что уже не сконцентрирован на ней так, как раньше. Что-то отвлекает.
Точнее, кто-то.
Девушка, которая сейчас борется за жизнь.
Вспоминаю, как она спросила про таблетки за несколько дней до этого, а я не придал этому значения. Мог ли я тогда что-то изменить? Как-то повлиять?
Уровень, которого я достиг, обязывает нести ответственность за многих. Быть главным - прежде всего значит не власть, а ответственность. В этом мы с Феликсом отличались. Ему нравилась власть, нравилось держать все под контролем, плести паутину, достигать цели. Но брать на себя ответственность за кого-то было не в его характере.
Жесткий, хитрый, своенравный. У нас был идеальный тандем, который опытом и мудростью дополнял Валерий. Человек, который задолго до нас понял, как это - держать в руках огромную власть.
И сейчас я чувствую ответственность за Алику. Она работала на меня. Мне стоило быть внимательнее. О том, что дело не только в этом, запрещаю себе думать,
А ночью кошмары возвращаются. Снова бессонная ночь, и рано утром я еду в больницу, даже не задаваясь вопросом, зачем. Провожу несколько часов возле ее постели. Молча. Просто смотрю в стену, и все.
Перематываю ещё один день в ожидании. Требую отчет от лечащего врача, а получив его, испытываю чувство беспомощности, которое ненавижу.
– Нужно подождать, - звучит как приговор.
Точно так
Итог оказался плачевным - я до сих пор жду чуда, проверяю камеры каждый день, смотрю на сына, увешанного трубками, и ищу хотя бы малейший признак, что ему лучше.
Теперь к этому ритуалу добавляется и визит в палату Алики.
Василий почти не отсвечивает, звонит раз в день, под предлогом спросить какую-то ерунду. А на самом деле, я уверен, пытается прощупать меня, узнать, не решил ли я остаться в городе. Но в лоб благоразумно не спрашивает.
Распорядок дня меняется внезапно. Когда незадолго до моего ухода слышу непонятный звук и резко оборачиваюсь к девчонке, которая впервые за эти дни пришла в себя и потерянно смотрит на меня.
22 Алика
В первый момент я даже не особенно понимаю, где я. Вижу только Камиля. И все.
Мужчина хмурится и держится как-то слишком напряженно. А я при попытке пошевелиться испытываю такую слабость, что даже руку поднять не могу.
– Не дергайся, - приказывает Тагаев, отчего я тут же слушаюсь. Хотя бы потому, что сил сопротивляться нет.
Он же встает с кресла и подходит ко мне.
– Как ты себя чувствуешь?
– Не очень. Что со мной?
– Тебе сделали операцию, и довольно серьезную.
Ошарашенно смотрю на него.
– Мне? Какую?
– Аппендицит удалили.
Недоверчиво смотрю на него. Но если все так, то это ведь хорошо, да? У моей подруги было такое, и ее отпустили домой довольно быстро.
– Значит, все в порядке?
– Очень сомневаюсь, - мрачно отвечает Тагаев.
– Что-то не так? После такой операции ведь быстро отпускают домой. И я смогу снова у вас работать. Вы только не увольняйте меня, пожалуйста.
– Быстро?
– обманчиво тихо уточняет он.
– Быстро отпускают тех, кто не доводит себя до перитонита! Ты какого хера молчала, что плохо себя чувствуешь?
– Да я не думала, что это важно, - содрогаюсь от его тяжелого взгляда.
– Неважно? Здоровье - это неважно? Блядь, Алика, что у тебя в башке?
То, как он злится, сильно пугает. Камиль и так-то порой выглядит устрашающе, а теперь и подавно.
– Извините, - бормочу.
– Я понимаю, что доставила вам неудобства, и что вы потратили деньги…
– Да на хер эти ебучие деньги!
– рявкает он.
– Ты понимаешь, что ещё бы чуть-чуть, и тебя просто не спасли?!
Испуганно смотрю на него. Не спасли… Это получается, что совсем бы все? Навсегда? А ведь мама бы и не узнала. Хотя интересно ли ей это? Наверное, у них с отчимом все и без меня хорошо. Закрываю глаза, чтобы позорно не разрыдаться.