В плену его страсти
Шрифт:
– Ты можешь вернуться с ней, - предлагает Багров.
– Официально.
И в этот момент я, наконец, вижу истинную цель, по которой этот хитрый лис меня окучивает. Стоило догадаться сразу после того, что Вася намеками донес до меня.
– Ты забыл правило?
– жестко высекаю.
– Сам же настаивал на нем.
– Я был недальновиден, - равнодушно пожимает плечами. Будто и не парит его, что только что фактически предложил мне нарушить заведенный порядок.
– Потому что у самого теперь есть
– Это имеет значение? Ты в праве переиграть решение. В твоих руках власть. Пока еще.
Разворачиваюсь к Феликсу и пристально смотрю. Ищу ответы, которые подскажут, верны ли мои предположения.
– Ты пришел, чтобы получить от меня благословение? А если я откажу, что тогда? Бросишься в бега?
– Заплачу цену. Выставляй счет.
– А не боишься, что он окажется неподъемным? Стоит ли оно того? Ты всегда был амбициозным и пробивным. Что с тобой случилось?
Мы оба молчим. И молчим долго.
– Если это твой способ вернуть меня в Совет, зря стараешься. И передай Кагановичу, что…
В этот момент замечаю, как врач едва ли не вбегает в палату Алики, и тут же теряю интерес к разговору.
На хер. Багров перебьется со своими проблемами. Как вляпался, так пусть и выгребает. У меня дела поважнее.
Когда и почему состояние Алики стало важнее, я даже не анализирую.
Когда захожу в палату, там уже суета.
– Что происходит?
– требовательно спрашиваю у лечащего врача.
– Послушайте, сейчас не время, мы готовим пациентку к срочной операции…
Тут койку с девушкой и правда толкают в сторону дверей, одна из медсестер раскрывает обе створки, а я ловлю этого недоврача за шкирку и припираю к стенке.
– Что здесь, мать вашу, происходит?!
– едва ли не рычу на него.
– Ты сказал, она пойдет на поправку. Какая, к херам, срочная операция?!
– Состояние ухудшается, - нервно отвечает мужик.
– И если вы будете меня задерживать, то, вполне возможно, я не успею ей помочь.
Это немного отрезвляет. Приходится отпустить его.
– Если она не выживет, считай, что ты тоже, - бросаю напоследок и выхожу из палаты. Успеваю заметить, как вытягивается лицо хирурга. Отлично, пусть знает, что его ждет.
Я не позволю еще и ее отнять у меня.
Зачем мне это, я не задумываюсь. Просто чувствую необходимость выиграть у суки судьбы, сравнять счет, или хотя бы попытаться.
Похоже, Феликс был все же прав, ему удалось то, что не смог сделать никто. И теперь я уже не отпущу ее, пока эта странная тяга не ослабнет.
Следующие несколько часов я провожу в коридоре клиники. Пропускаю, кажется, три звонка от Васи, звонок от Кагановича. Я просто жду. Отсчитываю гребаные минуты до момента, когда двери откроются.
И оказываюсь не готов к тому, что хирург, который выйдет с бледным лицом и потерянным
– Как она? Что с ней было?
От моего напора он теряется, отступает, пока не упирается спиной в стену.
– Я вопрос задал!
– Там… Там забыли в ней… инструмент… не вытащили…
– Чего, блядь?! Вы там совсем охерели вконец?!
– хватаю его, встряхиваю как следует.
– Что вы там забыли?!
– Это не я! Не я! Дежурный хирург, когда зашивал, забыл вытащить…
Я едва осознаю, что практически задушил его, фиксирую просто как факт.
– Она жива?
Два простых слова. Но от того, что я услышу, зависит немало.
– Н-не… - сипит парень.
– Не…
Что-то черное, мрачное разливается в груди. И боль, что отступила совсем ненадолго, расцветает новыми красками. Я проиграл. Снова. Снова проиграл и не спас… Руки сами сжимаются все сильнее в стремлении избавиться от этой сводящей с ума боли.
– Камиль Тигранович!
– резкой окрик хирурга едва оседает в сознании.
– Подождите!
Но не плевать ли уже?
24 Алика
Мне снится мама. Она улыбается, называет меня любимой девочкой и обнимает. Словно все опять так, как раньше.
Мы вместе идем по парку, где проводили столько времени. Смеемся, кормим голубей.
И ее улыбка согревает меня. На глаза невольно наворачиваются слезы, а в груди так тепло, что меня словно распирает от счастья.
Мама…
Мамочка!
Все так здорово, пока она вдруг не становится строгой и не заговаривает о моем поведении:
– Женщина должна слушаться мужчину, Аля. Ты ведешь себя неподобающе. Эдик расстроен из-за тебя…
Имя, которое ассоциируется с ужасом, бьет наотмашь, я нервно озираюсь по сторонам. Мама больше не улыбается, зато позади меня раздается противный голос, который я ненавижу!
– Думала сбежать от меня, сучка? Я тебя получу!
Крепкая хватка на плечах лишает возможности сбежать. Мама становится все бледнее, пока не исчезает, а противный отчим - все более реальным. И он, и его гадкие прикосновения, и грязные словечки.
Я пытаюсь сопротивляться, кричать, но в горле пересыхает, и ни единого звука не выходит.
А когда отчаяние доходит до максимума, мерзкий запах пропадает, и я оказываюсь лицом к лицу с Камилем. Он словно прогоняет мой самый жуткий кошмар. Смотрит так пристально, совсем как в тот вечер, в Новый год.
Склоняется все ближе, пока между нашими лицами остается едва ли не пара сантиметров. И я совершенно не испытываю страха. Наоборот. Я будто тону в том, что происходит, чувствую, рядом с ним я под защитой, и отчим не достанет меня.