В плену королевских пристрастий
Шрифт:
— Прости, пожалуйста, больше я так говорить не посмею… Сказал, потому что, разозлился, когда понял, что ты живешь с ним и прощаешь ему все… Что еще тебе сказать? Что я еще завидую отцу, ведь он намного сильней и ему дозволено все, он может в любой момент унизить меня, а я не могу ничего противопоставить этому? Так я это уже говорил.
— Ты знаешь, буйная фантазия, она до добра не доводит. Нельзя быть уверенным в чем-то, пока у тебя нет неоспоримых доказательств. Сейчас ты строишь выводы на домыслах. Это неправильно. Мне все равно, думай обо мне, что хочешь, но учти, уверенность в сделанных таким образом выводах может сыграть с тобой злую шутку.
— Почему ты не хочешь сказать, если между вами ничего нет? Почему ты молчишь, хотя он уверяет о твоей добродетели на каждом углу?
— Ты ему
— Не особо…
— Вот видишь, ты не веришь отцу… и ищешь повод уличить его во лжи. Я не хочу, чтоб ты искал повод также уличить и меня. Я просто говорю: это не твое дело, не лезь, разбирайся со своей жизнью и суди ее. Не надо судить других.
— То есть тебя все же есть в чем осудить?
— Безгрешен лишь Господь. Каждый человек грешен, но прежде чем стремиться судить других, посмотри на себя.
— Алина, я не буду судить тебя. Скажи только правду, ну скажи…
— Зачем, что б ты сделал из меня идола и поставил в угол? Я не идол, я живой человек. Хочешь, можешь верить отцу, что он мне только лишь кузен и друг… не хочешь, не верь… Дело твое.
— Алина… ну Алина…. Я столько наговорил тебе гадостей… Неужели тебе не хочется сказать, что я подонок, и обвинил тебя необоснованно?
— Ты не подонок, Марк. Ты очень ранимый и тонко чувствующий человек… Все, что ты говорил мне, лишь из-за боли, что испытываешь сам… Я знаю, ты любишь музыку, поэзию, у тебя неплохие способности к рисованию, но твоему отцу хотелось, чтоб ты развивал другие способности. Чтоб ты учился владеть оружием, скакать на лошади, увлекался чтением описаний военных сражений, стратегией и тактикой боя, фортификацией, ведением переговоров, а так же историей законодательства и законотворчества. Тебе пришлось забросить поэзию и рисование, ведь он высмеивал твои стихи и рисунки. Ты возненавидел все это за то, что это давало повод отцу насмехаться над тобой. Однако развивать должным образом то, что хотелось отцу, ты не стремился, ведь все это не интересно для тебя. Он злился, старался саркастическими замечаниями и унижениями заставить, но это дало обратный результат. Ты замкнулся и научился, глотая обиды, отыгрываться на других. Поверь, Марк у вас с отцом взаимная неприязнь только по одной причине, каждый из Вас желает, чтоб изменился другой, не желая ничего менять в себе. Его уже не переделать, это ты молод и у тебя вся жизнь впереди, прости его и постарайся понять. Ты почувствуешь, что тебе самому стало от этого легче. Любить даже без взаимности всегда приятнее, чем ненавидеть. Не посвящай свою жизнь ненависти и выискиванию его грехов. Они, конечно, есть у него, но пусть он разбирается с ними сам. Живи своей жизнью. Готовь себя стать достойным королем, а не сосудом для хранения обид. Вот не станет его, и что ты явишь своему уже государству: список грехов его прежнего правителя? Возможно, это и заинтересует кого-то ненадолго, а потом-то тебе надо будет решать насущные проблемы, принимать решения, а ты знаешь: как и какие? Что ты умеешь, что ты знаешь? Ты знаешь, опыт прежних правителей, ты историю знаешь? Конечно, на первых порах тебе будет достаточно легко жить за счет казны, собранной твоим отцом. Но дальше потребуются решения и перегиб в одну сторону: разорит казну, в другую: приведет к бунтам, восстаниям и как следствие еще к войнам с соседями, выступить против раздираемого собственными проблемами государства — милое дело, только ленивый не воспользуется этим.
— Для этого есть советники.
— Конечно, и многие из них будут решать исключительно свои проблемы за счет твоего государства. При этом, говоря очень красивые слова, а когда разорят государство, во всем обвинят тебя и возглавят против тебя какое-нибудь восстание. И в результате получат не только деньги, но и власть. Так что доверять советникам — хорошо, но проверять каждый их шаг еще лучше.
— Я буду заставлять всех доносить мне обо всем…
— И в первую очередь лишишься тех, кто честен и предан тебе. Они, как правило, доносить не умеют, а вот те, кто играют за спиной, в таких делах очень искушены. Разглядеть их обман, обычно удается лишь оказавшись на плахе, но при этом доказать уже ничего нельзя… поздно очень.
— И что делать?
— Учиться. Учиться тому, что абсолютно не интересно тебе, но необходимо будущему государю. Тебе действительно, не пригодиться мастерство художника или поэта… это может быть не более чем увлечение, не отнимающее много времени. А вот учиться политике, дипломатии, изучать военное искусство, заниматься изучением законов и законотворчеством тебе придется. Да и физическим развитием заняться бы не повредило.
— Это все так скучно и утомительно…
— А кто тебе сказал, что жизнь государя легка, весела и увлекательна? Это тяжелый труд, правда, если это действительно достойный государь.
— Ты поможешь мне стать таким? — принц, наконец, встал с пола и шагнул к Алине.
— А ты действительно хочешь?
— Хочу, только не знаю с чего начать.
— Ну с чего начать не проблема… главное, чтоб потом желание не пропало… отступиться уже не сможешь.
— Почему?
— Я, если Господь позволит, хочу дать тебе почувствовать силу, власть и любовь… отказаться от них ты не сможешь, поэтому у тебя будет выбор: или путем, что я укажу, идти или сойти с него и пропасть.
— Как ты можешь мне дать это почувствовать?
— Какая разница как… увидишь, если согласишься, и Господь призрит мою просьбу о том.
— Я хочу, Алина. Сам хочу. И слушаться тебя буду и все выполнять постараюсь… Только ты… это… — принц замялся, — прости, за то, что наговорил тебе… ты не заслуживаешь таких слов… Не обижайся, пожалуйста, и прости.
— Мне приятно, что ты извинился, конечно, но если честно, твои слова меня ничуть не обижали. Я простила тебя и без твоих извинений.
— Тебя не обижают оскорбления?
— Не обижают, и сейчас поясню почему. Вот представь себе: ты твердо знаешь, что на тебе чистый костюм, а кто-то скажет, что одет ты в грязные лохмотья. Вряд ли ты обидишься, ведь для тебя очевидно, что или человек не в себе, или у него не в порядке зрение, в любом случае ему остается лишь посочувствовать, ведь ты-то знаешь, что он говорит явный бред. А вот если на тебе действительно грязные лохмотья, тогда тем более нечего обижаться. Ведь если ты принял решение их надеть, то это твое осознанное решение, и упрекнуть тут кроме себя некого, а если ты это уже сделал сам, еще до того, как кто-то указал пальцем на то, во что ты одет, то тебе его слова не будут обидны. Ты это уже пережил и готов сам нести ответственность за то, что на тебе надето. В общем, все зависит от того, чувствуешь ли ты себя униженным и оскорбленным, снося унижения и оскорбления или нет.
— Неужели ты не стремишься, чтоб о тебе были хорошего мнения?
— На всех все равно не угодишь. Я считаю, что человек должен вести себя так, чтоб не стыдиться себя сам и быть честным перед Богом, тогда мнение окружающих уже не играет никакой роли.
— Ты научишь меня вести себя так?
— Постараюсь. Так ты точно решил?
— Да, — кивнул принц.
— Тогда поклянись, что, во-первых, будешь покорен отцу и не будешь участвовать ни в каких заговорах против него, а во-вторых, будешь следовать моим советам.
— Клянусь, — принц клятвенно поднял руку, — я буду покорен отцу, не буду участвовать в заговорах, и буду следовать твоим советам.
— Тогда пойдем, — Алина решительно поднялась.
— Далеко ты собралась?
— В церковь.
— В церковь? — непонимающе переспросил принц, — Зачем?
— Мне необходимо вымолить у Господа дозволение на то, что я собралась сделать… мне нужно его благословение.
— И как же он тебе даст его? Он что говорит с тобой? — пораженно взглянул он на нее.
— Нет, — Алина качнула головой, и повернулась к двери, тихо добавив, — но я чувствую его ответ.
— Что ж, тогда пойдем… Никогда не видел, как благословляет Господь и дает ответ, который можно почувствовать. Занятно посмотреть, — усмехнулся принц.
В то же самое мгновение Алина, которая уже направилась к двери, развернулась и, шагнув к принцу, посмотрела ему прямо в глаза. В ее глазах пылал гнев.
— Ты что это такое говоришь? — в ее тихом голосе слышалась плохо сдерживаемая ярость, — В таком тоне о Боге не говорят! Я тебя ведь не в балаган позвала. В церковь ходят, чтобы Господу молиться, а не на занятное представление смотреть. Лучше порог церкви вообще не переступать, чем с такими мыслями туда идти. Ты что, в Бога не веруешь, что такой тон и такие слова себе позволяешь?