В плену королевских пристрастий
Шрифт:
— Я могу наказать ее сейчас или Вы возражаете?
— Она Ваша дочь, милорд, поэтому решать Вам… Я больше не буду возражать ни сейчас, ни в будущем… Я только прошу… очень прошу, милорд… прежде чем наказывать, подумайте, пойдет ли это ей на пользу или Вы только гордыню свою этим потешите. А потом примите решение.
— Хорошо, дорогая. Именно так я и поступлю.
Позвав Катарину, Алина привела ее в свою комнату, где ее ждал герцог, и осторожно подтолкнула к нему и достаточно суровым тоном произнесла:
— Иди, в ноги отцу падай, если
Катарина несмело приблизилась к отцу и опустилась на колени возле него, — Простите, батюшка.
— Это все что ты можешь мне сказать? — мрачно усмехнулся тот.
— Я очень виновата…
— Я хочу знать, почему ты решилась на такое.
— Король сказал, — Катарина испуганно всхлипнула, а потом прерывающимся шепотом пояснила, — я подслушала его разговор с матушкой, так вот он сказал, что ребенок, когда тот родится, сделает ваш с ней брак нерушимым. И потом еще сказал, что если родится мальчик, то он заставит Вас передать титул ребенку, а Вас ушлет послом куда-нибудь далеко и надолго.
— А что еще сказал король?
— Ну еще сказал, что конечно сожалеет, что это не его ребенок и что кто-то имел то, чего не имел он, и еще что матушке достаточно лишь слово сказать, чтобы он все бросил к ее ногам.
— Он так сказал? — тихим шепотом переспросил герцог.
— Батюшка, не гневайтесь… я клянусь, матушка тогда на него сама за такие слова рассердилась, и он извиняться стал… и уверять, что больше не будет такое ей говорить, и что несмотря ни на что заботиться о ребенке будет также как и о ней…
— Значит, после этого ты решила убить сразу и ее, и ребенка? — спросил герцог, хотя его уже абсолютно не интересовал ответ Катарины, он судорожно прокручивал в голове воспоминания о своем разговоре с королем, когда доложил ему о беременности Алины. Он вспомнил как злобно и яростно тот рявкнул: "Что?" и лишь после его фразы: "Вскоре Вы станете еще раз отцом, мой государь", сразу смягчился и ответил: "Что ж, это приятное известие, хоть я совсем и не рассчитывал на это". Получалось, что Алина вовсе не допустила его к себе, а он пошел навстречу ее желаниям… и именно поэтому она была с ним всегда дружелюбна, мила, ласкова и любезна. А ребенок… ребенок у нее мог быть и от первого мужа… Ведь еще Лерон сказал, что роды хоть и были преждевременными, но ребенок выглядел вполне доношенным, и он не понимает от чего тот умер. От размышлений его отвлекли рыдания Катарины.
— Я боялась… боялась, что останусь в той башне навсегда, боялась, что Вы забыли обо мне… — плакала она навзрыд, сбившись с уважительного обращения к отцу, на то, что было ей привычней, — к тому же Вас могли услать куда-то послом… я думала, что если не будет ее, и этого еще одного Вашего ребенка, Вы вспомните обо мне…
— Что ж ты добилась своего, я вспомнил… Что дальше? — тихо проронил он.
— Отец, простите… Христа ради простите… — зарыдала она с новой силой.
— Ты понимаешь, что лишила меня наследника и чуть не лишила любимой супруги?
— Я виновата… очень… если бы я могла все исправить…
— Всей своей жизнью будешь это исправлять! — зло проговорил он, затем, склонившись, схватил Катарину за волосы и запрокинул ей голову, вынуждая смотреть ему прямо в глаза, — Моя супруга и теперь твоя мать очень добра, она простила тебя, а вот я нет. И для того, чтобы заслужить мое прощение тебе придется постараться… очень постараться, Катарина. Только ради супруги я согласился позволить ей забрать тебя из монастыря, но на условиях жесткого контроля твоего поведения. Она пообещала мне, что будет сурово наказывать тебя за любую даже незначительную провинность. А ты сейчас пообещаешь, что, во-первых, будешь беспрекословно слушаться ее, а во-вторых, ничего не посмеешь скрывать ни от нее, ни от меня.
— Я не посмею скрывать ничего… и матушку слушаться буду, — а потом, всхлипывая, спросила, — Вы теперь часто наказывать меня будете, да?
— Как заслужишь.
— А как понять, что заслужила?
— Закон нарушила, наставление не выполнила, нестарательна была, дерзила, ленилась… Да много чего еще. Ты вот как сама считаешь, сейчас тебя есть за что наказать?
— Вы хотите прямо сейчас меня наказать? — испуганно спросила она.
— Боишься?
— Да, батюшка… боюсь… и еще стыдно мне… так ведь только слуг, да детей неразумных…
— Может, тогда лучше тебя здесь оставить? — отпуская ее голову, усмехнувшись, спросил он.
— Нет, не лучше… не оставляйте, пожалуйста, не оставляйте… — Кэти судорожно сглотнула и потупилась, — Лучше накажите… я действительно заслужила… Меня же никто не наказал за то, что я сделала…
— Это хорошо, что понимаешь, что заслужила, — мрачно проронил герцог.
Когда герцогиня увидела подходящих к ней герцога и всю заплаканную, с трудом идущую Кэти, ей захотелось подбежать к девочке обнять, прижать к себе, пожалеть и утешить, но она сдержалась. Она поняла, что Алекс наказал дочь и видимо наказал сильно, а та, судя по выражению их лиц, ему не перечила и покорно наказание снесла.
Подойдя к ней, Алекс улыбнулся, — Заждались, миледи?
— Как я поняла, у вас была обстоятельная беседа, и вы не торопились, — проговорила Алина, поднимаясь.
— Когда объясняешь правила поведения, спешка вредит, дорогая.
— Так Вы удовлетворены результатами беседы? Вы разрешаете мне забрать ее отсюда?
— Только на тех условиях, о которых мы договорились. Я предупредил ее, что в случае ее непокорности, я заставлю ее очень пожалеть о таком поведении.
— Вы сильно наказали ее?
— Да, — кивнул он, — И действительно сильно. Ей сейчас и ходить больно, да и сидеть она по меньшей мере дня три не сможет.
— Как же мы поедем обратно? — расстроено спросила Алина.
— На коленях в карете постоит, если хочет завтра уехать отсюда, а не хочет, может оставаться. Ты как хочешь, Катарина?
— Я на коленях постою, батюшка.
— Видите, какая дочь покорная? Вот разрешили бы Вы мне с самого начала воспитывать ее, глядишь, и ребенок был бы жив. Ведь даже в писании говорится, что нельзя жалеть розги для чад своих, — проговорил герцог, с усмешкой глядя на герцогиню.