В подполье можно встретить только крыс…
Шрифт:
Первый серьезный напор гласности вскрыл массу проблем: правовых, национальных, социальных, религиозных. Оказалось, что ежедневно происходят беззаконные преследования, аресты, расправы. Надо было все это как-то обобщать и регулярно информировать интересующихся. И находятся инициаторы — рождается «Хроника текущих событий». Никто надолго не загадывал, не разрабатывали программ, не определяли периодичность. Надо было учесть и предать гласности ту борьбу, которая развернулась после обращения Богораз и Литвинова. Надо было создать орган, который помог бы возрождающейся общественности осознать самое себя и пригвоздить к позорному столбу творящийся произвол. А далее, как получится. Но идея «Хроники» оказалась столь жизненной, что никакие меры КГБ против нее, не оказались действенными. «Хроника» крепла, делалась все полнокровнее,
Обращение вдохнуло новые силы и в «Самиздат». Он перестал быть делом чисто литературным. В нем начали публиковаться открытые письма, статьи, памфлеты, трактаты, исследования, монографии. Усилились после обращения и центростремительные силы. Первыми потянулись в Москву украинцы, стремясь выйти во внешний мир, через иностранных корреспондентов. В Москве пошел по рукам украинский самиздат: стихи Симоненка, Стуса, Светличного, Караванского, книга Ивана Дзюбы «Интернационализм или Русификация», книга В. Черновола «Лыхо з розуму», эссе В. Мороза «Репортаж из заповедника Берия». В общем на Москву нахлынула большая литература украинского самиздата. Начали устанавливаться личные связи между московскими и украинскими правозащитниками. Мы узнали о движении национального возрождения, развернувшемся в Украине в начале 1960-х годов, так называемое движение шестидесятников и о том жестоком ударе, который был нанесен КГБ по этому движению.
Подошло время и нам с женой установить личные контакты с правозащитниками, моими земляками. К нам приехали Нина Строкатова и Вячеслав Черновил. Рассказ вестей с Украины лился и лился: политика русификации, утеснения украинской культуры, жестокие репрессии против лучших людей украинского ренессанса. Поговорили, в частности, и о трагедии Ивана Дзюбы. Он, в числе других украинских деятелей культуры, обратился к бывшему тогда секретарем ЦК КП Украины Шелесту по поводу утеснения украинской национальной культуры. Шелест поручил Дзюбе написать об этом. Дзюба горячо взялся за дело и появилась книга «Интернационализм или Русификация». Когда Шелеста сняли, Дзюба был арестован. Длительной психической пыткой его заставили «раскаяться» и талантливый человек погас.
Теперь он на свободе, но не способен ни на какой творческий труд. Нина Строкатова рассказала о своем муже Святославе Караванском, который отсиживает второй срок по одному и тому же делу. Осужденный еще в сталинские времена, в Хрущевскую «оттепель» был амнистирован. Но т. к. он — активный участник возрождения украинской культуры и поэт, стихи которого были неугодны властям, то его, без суда, лишь на основе прокурорского постановления, отправили в лагерь досиживать прежний срок. К сегодняшнему дню (август 1979 г.) он в заключении уже 26 лет. Нина прочла несколько его стихов, присланных из лагеря. Договорились: поддерживать связь, помогать передаче материалов за рубеж, поддерживать крымских татар в их требовании возвращения на Родину.
Мы очень тепло простились, рассчитывая на скорую встречу. Было это в марте 1969 года. С Ниной я встретился лишь в 1975 году, т. е. через семь лет, и за эти годы Нина успела отбыть 4 года в лагере строгого режима, а я более пяти лет в психтюрьме. Во время нашей встречи Нина жила вне Украины, находилась на высылке в России — г. Таруса, в 130 км от Москвы. Жила там под административным надзором. Там мы ее часто навещали. Врач, микробиолог по специальности, работала в местном музее, получая зарплату 60 рублей в месяц. Другой работы для нее не нашлось. В этом положении находится она и сейчас — без работы по специальности, в отрыве от своего народа, от родной культуры — на чужбине, под полицейским надзором.
С Черновилом не встретились до сих пор. Он отбыл уже 7 лет лагеря строгого режима, а сейчас находится в ссылке, в Якутии, а я, изгнанный из Родины, получил политическое убежище в США.
Судьба Н. Строкатовой и Черновила характерна для судьбы участников украинского правозащитного движения, характеризует все это движение. Чтобы лучше уяснить это — вспомним некоторые факты истории.
Украина, бывшая в средние века одним из могущественных и просвещенных государств Европы (Киевская Русь), пала под ударами монголо-татарского нашествия, но со временем начала подниматься и вести борьбу за свою государственность. Многолетняя война с могущественной Турцией и Крымским Ханством, и борьба за существование
немецким и украинским языками вызвало сильный отпор онемечиванию, и в Австро-Венгрии развилось украинское национальное движение. Оно не исчезло и после распада Австро-Венгрии. Оно только переместилось в Польшу и Чехословакию, к которым перешли украинские земли от Австро-Венгрии.
По иному сложилось в России. Массовый террор против украинского населения, жесточайшее крепостное угнетение, в результате которого страна сплошной грамотности за столетие превратилась в темную забитую провинцию. Но при этом языковая близость между украинцами и русскими привела к относительному успеху русификации. За столетия пребывания в государстве российском украинцы понемногу стали забывать свое национальное имя и привыкать к тому, которое им дали колонизаторы — малороссы, хохлы, и к тому, что в школах их учат на русском языке. А русская интеллигенция в большинстве своем даже поверила в то, что нет такого языка, как украинский, что это лишь диалект русского. Распространению этого убеждения способствовали также директива министра внутренних дел России Валуева (1863 г.) и Эмский Указ Александра II (1876 г.), запретившие употребление украинского языка в литературе, в школах, театрах, а также ввоз в Украину украинских книг из-за рубежа.
Ко всему этому так привыкли, что когда после Октябрьской революции в Севастополе стали проводить учет моряков по национальности, то, как рассказывал мне член Центральной Рады офицер Черноморского флота Пелешенко, когда вызвали украинцев, то вышел только один человек. Вызвали все иные известные в России национальности, а огромная толпа матросов продолжает стоять неподвижно. Организаторы растерялись: что же это за нации в этой толпе. И вдруг кто-то догадался: «Малороссы! Отойди туда!» И вся толпа двинулась на то место, которое было указано малоросам.
Крайне низкое национальное самосознание украинского народа и большевистская интервенция из России явились основной причиной поражения национальной революции 1917-20 годов в Украине, падения созданной 21 января 1918 года, на основе свободных выборов, Украинской Народной республики (УНР). Национально-сознательная часть народа либо погибла в огне борьбы, либо вынуждена была эмигрировать. В результате национальное право Украина не в борьбе добыла, а получила в дар от российских большевиков. Но Российская коммунистическая партия большевиков (РКПб), переименованная потом во Всесоюзную Коммунистическую партию большевиков (ВКП/б), а затем в Коммунистическую партию Советского Союза (КПСС) правила все время таким образом, чтобы указанный дар из рук не выпускать, чтобы не давать развиться самосознанию украинского народа, не дать ему выкристаллизироваться в государственную нацию.
Дело было поставлено так, что о национальной свободе можно было кричать, благодарить большевиков за то, что они ее даровали, но воспользоваться ею было нельзя. За попытку реально получить национальные права обрушивались жестокие репрессии. Демагогически, на словах, борьба велась только против буржуазного национализма, а фактически подавлялось всякое национальное самосознание. Опасными оказались даже украинские коммунисты. Украинская коммунистическая партия (УКП) была истреблена физически. Ликвидирована чисто культурная национальная организация «Просвита». Затем принялись и за украинцев — членов РКП(б), которые стояли за реальные национальные права украинцев. Физически уничтожены даже такие выдающиеся фигуры большевистского руководства в Украине, как Скрыпник, Хвыленый, Затонский, Коцюбинский и многие партийные работники меньшего масштаба.