В поисках Беловодья(Приключенческий роман, повесть и рассказы)
Шрифт:
— Не он, говорю, — отталкивая Уйбу, проворчала она, — не он. Что испугались?
— Иди, старая, спать! — раздался возглас из ночи, и к пламени костра приблизился Баскур, обходивший свой караван. — Иди!
Женщина послушалась и отошла, исчезнув во мраке.
Она ходила быстро и крадучись, появляясь то тут, то там возле огней со своими безумными, ищущими глазами.
— Не бойтесь ее, — предупредил Баскур, — она ничего не сделает. Я знаю ее с тех самых пор, как в нее вселился злой дух…
— Давно это было? — вежливо осведомился Уйба, интересуясь новостью.
— Десять лет! — ответил Баскур.
— О, десять лет!
— Да, десять. Ее знают в степи все казаки, все русские поселки. Она ходит и зимой и летом взад и вперед, и если бы злые духи не помутили в ней разума, она знала бы степь лучше каждого из нас!
Баскур оглянулся, прислушиваясь, и шёпотом досказал:
— Она отстала от своего каравана однажды и вот десять лет ищет мужа и детей в степи. Сначала она могла еще говорить, что с ней случилась… Лет пять я ее не встречал и вот увидел с этими русскими такой, как есть! Спите спокойно, — любезно пожелал он, — в степи много горя и зла, но они ходят далеко от моего каравана!
Он усмехнулся и отправился продолжать свой обход.
Глава десятая
КАМЕНЬ
Живи, живи, ребята, пока Москва не проведала.
Странствующая деревня Василия Кряжа отстала под Акмолинском. Мужики поставили сходу понравившегося им села десять ведер водки и были немедленно приняты в общество.
Баскур вернулся пьяный, но утром повел остатки своего каравана дальше.
На коне и в дороге он был ловчее и легче беркута в облаках. За его спиной, широкой и крепкой, как тугой парус, Тит правил своим кораблем на восток без страха.
И в самом деле, путешествие продолжалось, точно свадебная поездка с похищенной по степному обычаю женою: покачивался впереди неутомимый Баскур, прикладывавший к губам то и дело турсук с аракою; пел сзади бесконечную песню о красоте степи и храбрости казаков Уйба; приветливо улыбалась мужу не благословленная жена.
Не закрывая глаз, только остановив их на дымчатых стеклах горизонта, могла бесконечно воображать беловодскую действительность Таня. Мальчишечья стриженая голова ее, с которой ветер постоянно срывал и таток, как флюгер вертелась из стороны в сторону над арбою.
Легко было мечтать за спиною Баскура: она внушала доверие!
И когда из-за нее, как оживающие угли в грудах золы, затлели впереди розовые Каркаралы, Тит без раздумья остановил караван для молитвы. Баскур сдержал коня, глядя, как молодой казак опустился на колени рядом с женою. Он осведомился у Уйбы, что это значит. Уйба объяснил без всякой почтительности к святости своего хозяина, Тогда Баскур сказал:
— Не на месте встал твой хозяин! — И с усмешкой прибавил: — Да ничей бог, я думаю, не рассердится за лишнюю молитву… Пусть!
— Разве это не Беловодские горы там в облаках? — спросил Тит, оставив занесенную для креста руку. — Других будто нет в степи?
— Как солнце перед месяцем — Золотые Горы [21] перед этими! Через два воскресения ты увидишь их! — пообещал Баскур и сказал: — Я думаю, ваши русские не станут называть счастливой страною каркаралинские рудники… Медь и серебро стоят дорого, хозяин!
21
Алтин-тау, Ал-тау или в просторечии Алтай в переводе на русский значит — Золотые Горы.
Он не прибавил более ничего, но вечером, возвращаясь с охоты, привел с собою откуда-то из гранитных и порфировых скал маленького худенького оборванца.
— Садись к огню и будь гостем, пригласил он его и, представляя Титу, добавил: — вот местный житель, плутающий в горах, который попался мне невдалеке отсюда. Спроси его, хозяин, он расскажет тебе о счастливой жизни в здешних краях! Ведь здесь тоже живут длиннобородые русские, которые всегда молятся богу…
Баскур рассмеялся и посмотрел на гостя, приглашая его подтвердить сказанное. Оборванец дрожал как кролик, и красные уши его на голом черепе заметно двигались. Было бы большой неожиданностью, если бы он оказался разговорчивым. Но Баскур поднес ему чашку араки, и он стал отвечать на вопросы. Он оказался рудокопом, бежавшим с рудника и пробиравшимся в Камень.
— Куда? — переспросил Тит.
— В Камень, — повторил он.
— Ему по дороге с нами, — объяснил Баскур. — Вершины Золотых Гор называются здесь Камнем, как у тебя — Беловодьем. Каждый дает свое имя тому, что любит…
Тит предложил беглецу присоединиться к их отряду.
Оборванец перестал дрожать. Он был согрет водкой, огнем и гостеприимством.
— Я не захотел уступить своей жены штейгеру, — с суровой усмешкой признался он вдруг, — и вот он умер, а я ушел.
— А жена?
— Они тоже умерли. Жена и дети вместе.
— Все вместе? Отчего же?
— Да, все вместе, от одного и того же.
— Да отчего, отчего?
— От топора, — тихо отвечал рудокоп.
Таня прижалась к мужу. Тит вздрогнул. Гость заметил это.
— Что тут страшного? В рудниках страшнее! — сказал он.
Баскур смеялся и глядел на гостя с одобрительной усмешкой. Тит встал и вновь опустился к огню.
Уйба спросил строго:
— Почему ты не пошел сначала к хозяину, чтобы он разобрал твое дело?
— К хозяину? Да ведь ему некогда заниматься нашими делами… — отвечал оборванец. — Он молится и день и ночь!
— Молится? — переспросил Тит.
— Кулугур, как же!
Тит отвернулся.
— А суд? — приставал Уйба.
— Нет лучше суда, чем баранта! — заявил вдруг Баскур, перебивая разговаривающих, и подал с явным сочувствием гостю свой турсук. — Выпей, ты дрожишь, как волк в когтях халзана! — пригласил он.
Рудокоп с жадностью пил. Баскур, как мать над ребенком, говорил: