В поисках Беловодья(Приключенческий роман, повесть и рассказы)
Шрифт:
Много бежало сюда заводских крестьян от жестокостей горного начальства.
Так, в 1748 году бежали в Камень шмельцеры Битков и Плотников, но были пойманы, прежде чем успели уйти в глубь Камня. На расспросах под кнутом они показали, что ушли «в бега» для того, чтобы «жить в легкости», и что с ними были и другие товарищи, которые ушли дальше в горы с тем, чтобы «их никто никогда не мог отыскать».
Были случаи, когда заводские рабочие уходили в Бухтарминский край толпами.
Так, в 1764 году сюда сразу ушли двадцать пять человек рабочих Змиевского рудника.
Мало помалу здесь накопилось население в несколько сот человек. Оно сложилось в своеобразное общество с особыми порядками и собственными неписанными законами. Эта «Сибирския Сечь», удачно отражая при нужде нападение казачьих команд, китайцев и калмыков, жила обычными занятиями сибирского крестьянина — хлебопашеством, а особенно звероловством и рыбным промыслом на реке Черном Иртыше и озере Зайсане. Шкуры горных козлов, маралов, белки. Выдры, бобра, соболя каменьщики сбывали китайцам иногда и русским из ближайших солений, куда каменьщики иногда тайно приходили.
Тайно же им приходилось ездить за солью к соленым озерам Кулундинской степи. Это было сопряжено с большой опасностью, так как горные власти сторожили их.
Одного недоставало каменьщикам — женщин. Это вынуждало их на рискованные подвиги для похищения жен из тех же пограничных русских селений, куда они являлись для мены и торга.
В целях лучшего укрывательства каменьщики жили или избушками, раскиданными врозь, или хуторами в три — четыре двора. Сходились они или съезжались вместе только в экстренных случаях для решения каких-либо общих дел, а также для суда и расправы.
За тяжкие преступления каменьщики наказывали виновных, привязывая их к маленькому плоту и пуская его по чрезвычайно быстрой Бухтарме. Иногда и убивали преступника тут же, на месте суда.
Когда алтайские власти узнали о каменьщиках, то всеми силами старались уничтожить соблазнительный для заводского люда «притон», но без успеха. Однако с развитием горного дела укрываться становилось все труднее.
Одновременно с этим возникшие между ними распри, всегдашняя опасность столкнуться с исковыми заводскими партиями, наконец неоднократные неурожаи — все склоняло каменьщиков к мысли сблизиться с русскими и отдаться под покровительство «законов». Долго опасение наказаний удерживало каменьщиков от явки к русскому начальству, и есть известие, что в 1786 году беглецы просили о принятии их в китайское подданство.
Богдыхан, не находивший для себя ничего лестного в подданстве русской голытьбы, отказал ей в этом. Да и сами каменьщики отказались от своего намерения после того, как посланные для переговоров с китайцами их доверенные, вернувшись из китайского города Кобдо, рассказывали, как часто совершаются у китайцев мучительные казни даже за самые незначительные преступления.
Между тем на Бухтарме был открыт серебряный Зыряновский рудник, и горное начальство принялось усиленно снаряжать отряды рабочих и мастеров на новое место горной деятельности. Каменьщики не могли больше оставаться в безызвестности. В 1790 году они объявились прибывшему на Бухтарму чиновнику Приезжеву и изъявили ему желание, если им будет дано прощение, «быть гласными правительству» и платить подать на правах инородцев.
В 1792 году Екатериною II им было дано это прощение. Каменьщики были облажены небольшим ясаком и подчинены инородческой управе. В 1882 году селения каменьщиков представляют северно-русский тип. Все путешественники говорят об их зажиточности, редкой добросовестности, простоте нравов, гостеприимстве, а также о высоко развитом в них чувстве своего достоинства, смелости и ловкости. Богатырский рост, нож за поясом, винтовка за плечами придают бухтарминскому обитателю воинственный вид.
Но дух деятельной энергии переходит нередко в неуемную жажду движения. Отсюда идет и передвижение бухтарминцев все далее и далее в горы, куда перенеслось теперь загадочное Беловодье.
«Наделяя намеченную область идеальными качествами, русский колонизатор, попадая в нее, каждый раз должен был неизменно убеждаться, что и тут жизнь имеет свою оборотную сторону, что и тут социальные отношения зачастую выступают во всей своей жестокости и неумолимой требовательности, — говорит профессор Шмурло. — Первоначальная мысль, что он нашел Беловодье, сменилось мыслью, что это Беловодье — в другом месте. Таким образом наступало известное разочарование: слабее — если новые условия жизни при всех своих несовершенствах все-таки оказывались существенно лучше старых, сильнее — если разница между брошенным гнездом и вновь заведенным оказывалась ничтожною. В первом случае человек легко примирялся с мыслью, что Беловодье так-таки и не далось ему в руки, во втором случае вновь поднимался с места и шел на его поиски».
Едва ли основатели каждого русского поселения в Сибири не были искателями счастливой страны. Воодушевляемые мечтою о ней, подгоняемые сзади суровыми преследованиями за веру, эти настойчивые люди проникали в самые глухие уголки Азии.
В 1828 году партия в тридцать восемь человек мужчин, женщин и детей бежала на озеро Капас, находящееся в китайских пределах, где и думала зажить на привольи. За ними была послана погоня, которой однако не удалось вернуть бежавших, и только обещанием манифеста о помиловании удалось их воротить.
Большие размеры приняли поиски Беловодья, например, в Томской губернии в 1828 году.
В 1832 году бежали в Китай сорок два крестьянина, но были возвращены.
В 1861 году появились крестьяне в Нарымской долине (деревня Таловка и Медведка), смущенные фантастическими рассказами бывалых людей Бобровых о существовании где-то вблизи Беловодья. Более полусотни мужчин и женщин в тот же год из пограничных деревень перешло границу реки Нарым, перевалили Нарымский хребет и направились в Беловодье, но вожаки Бобровы сбились с пути я вывели партию в призайсанские пустыни и в низовья Алкабека. Два года бродили крестьяне в китайских пределах, но счастливой страны не нашли. Селиться же в этих местах не позволяли китайцы. Ничего не оставалось, как воротиться домой. Однако Бобровы и несколько других не захотели вернуться и исчезли неизвестно куда. Начальство посмотрело на воротившихся снисходительно и даже вернуло им часть распроданного перед уходом имущества.
Неудача эта нисколько не остановила движения.
Русские селения вскоре появились в горах по реке Кабе и близ озера Марк-Куля. Хлебопашество, пчеловодство, рыболовство, охота — все давало там отличные результаты, и крестьяне, несмотря на протесты киргизов, основывали здесь свои селения.
Русскому правительству при заключении трактата с китайцами в 1881 году пришлось выговаривать себе всю полосу земли между Нарымом и Кильджиром, как уже фактически захваченную русскими.
Первые колонисты Кабинских долин однако вскоре вновь поднялись с места и пошли в новые края. Образованные ими деревни запустели, а потом снова пополнились пришлым населением. Оно в свою очередь, проникаясь желанием дойти до Беловодья, само пополняло ряды искателей, усиливая таким образом вольную колонизацию. В 1896 году в Кабинских долинах существовали три официальных деревни: Тюсь-Каин, Чана-гаты и Балык-Булак. Может быть, не одна сотня человек, кроме того, временно проживала в горах на пути в Беловодье.