В поисках древних кладов (Полет сокола)
Шрифт:
Кодрингтон нервничал, каждый зритель ощущал его нерешительность, и публика явно разочаровывалась. Когда он широким жестом бросил на стол сотню фунтов стерлингов, все надеялись увидеть драматический поединок, но, по мере того как в ходе малоинтересной сверхосторожной игры пачка денег мало-помалу таяла, внимание присутствующих переключилось на веселую стычку между Манго Сент-Джоном и одним из сыновей Клюте, владеющего половиной долины Констанция с ее знаменитыми виноградниками.
Они смеялись над добродушными шутками, с которыми противники делали ставки, восторгались невозмутимостью проигравшего
Робин оставалось лишь жалеть Клинтона, бледного и взволнованного. То он неловко вертел карты и раньше времени показал одну из своих немногих выигрышных сдач, то под смешки зрителей выиграл жалкие несколько гиней вместо пятидесяти, которые мог бы получить, если бы сыграл правильно.
Робин пыталась встретиться с ним взглядом, убедить его уйти и не терпеть дальнейших унижений, но Клинтон продолжал игру, решительно не желая поднимать на нее глаза.
В следующую сдачу Клюте получил карты, позволяющие назначить кон, и, пользуясь своим правом, игрок отметил удачу.
— Три одинаковых открывают кон. Ставки растут по гинее, — объявил он и ухмыльнулся Сент-Джону через стол. — Вам угодно, сэр?
— Весьма, — улыбнулся в ответ Сент-Джон, а остальные игроки постарались скрыть замешательство.
Дело принимало опасный оборот — чтобы начать игру, один из них должен получить при сдаче три карты одного достоинства, в противном случае все игроки кладут на кон по гинее. Тот, кому повезет, сможет увеличить ставку на столько, сколько денег уже лежит на столе. Так можно быстро дойти до очень крупных сумм, и отказаться нельзя. Очень опасная игра.
Десять раз при раздаче никто не получал требуемых карт, игра так и не началась. Когда на кону лежало семьдесят гиней, Манго Сент-Джон негромко объявил:
— Кон открыт, джентльмены, и разинут, как рот моей тещи.
На всех остальных столах в зале игра прекратилась, а Сент-Джон продолжал:
— Дальнейшая игра будет стоить каждому по семьдесят золотых.
Он удвоил кон, зрители зааплодировали и выжидающе посмотрели на других игроков.
— Я с вами, — сказал Клюте, но голос его дрогнул. Он сосчитал банкноты и монеты и добавил их к немалой груде денег в центре стола.
Остальные игроки спасовали, с явным облегчением бросив карты. Они были рады, что отделались всего десятью гинеями, но Клинтон Кодрингтон с несчастным видом сгорбился над картами, и Сент-Джону пришлось слегка подтолкнуть его к принятию решения:
— Прошу вас, не торопитесь, капитан. У нас весь вечер впереди.
Клинтон поднял глаза и отрывисто кивнул, словно не доверяя собственному голосу, а потом пододвинул к середине стола пачку банкнот.
— Игроков трое, — сказал Сент-Джон и быстро пересчитал деньги на кону. — Двести десять гиней!
Следующий игрок мог удвоить сумму, третий — удвоить ее еще раз. В комнате воцарилось молчание, все игроки с других столов встали со своих мест и наблюдали, как раздатчик выдал Сент-Джону две карты вместо сброшенных. Он прикупал честно, пытался дополнить тройку [2] , которой открыл кон, не блефовал, изображая флеш [3]
2
Тройка — три карты одного достоинства.
3
Флеш — пять карт одной масти.
4
Фул — три карты одного достоинства и две другого, например, три дамы и две десятки.
— Одну, — промямлил он и поднял один палец. Палец еле заметно дрожал. Раздатчик кинул ему карту, Кодрингтон накрыл ее ладонью, не в силах заставить себя взглянуть на нее. Было ясно, что он надеется получить карту, недостающую для флеша или стрита [5] .
— Открывающий делает ставку, — объявил раздатчик. — Мистер Сент-Джон.
Наступило молчание. Сент-Джон обмахивался картами, как веером, а потом произнес, не меняясь в лице:
5
Стрит — карты, подобранные подряд по достоинству.
— Ставка удваивается.
— Четыреста двадцать гиней, — громко воскликнули в публике, но на этот раз никто не зааплодировал.
Все взгляды обратились к Клюте. Он долго всматривался в карты, потом резко покачал головой и бросил их. К своей паре он не получил короля.
Теперь все смотрели на последнего оставшегося игрока. С Клинтоном Кодрингтоном произошла перемена, но трудно было определить, в чем она заключалась. Краска чуть тронула смуглые щеки, губы слегка приоткрылись, он впервые в упор взглянул на Сент-Джона. Из него ключом били уверенность в себе и едва подавляемое нетерпение. Ошибиться было трудно. Он просто сиял.
— Удваиваю снова, — громко произнес Кодрингтон. — Восемьсот сорок гиней.
Он еле сдерживался, и все собравшиеся понимали, что ему досталась выигрышная карта.
Сент-Джон размышлял всего несколько секунд.
— Поздравляю, — улыбнулся он. — Вы получили то, что ждали, придется вам уступить.
Он бросил карты и отодвинул их.
— Можем мы увидеть, чем вы открыли кон? — застенчиво спросил Клинтон.
— Прошу прощения. — В голосе американца звучала легкая ирония.
Он перевернул карты лицом вверх. На столе лежали три семерки и две разные карты.
— Благодарю, — сказал Клинтон.
Его поведение снова изменилось. Исчезли и трепещущее нетерпение, и тревожная нерешительность. С ледяным спокойствием он начал собирать в кучки разбросанные по столу монеты и банкноты.
— Какие у него были карты? — нетерпеливо спросила одна из дам.
— Ему нет нужды их показывать, — объяснил ее партнер. — Он победил остальных, не раскрывая карт.