В поисках древних кладов (Полет сокола)

Смит Уилбур

Робин показалось, что земля под ногами качнулась, потом снова встала на место, и наступило странное облегчение. Фуллер Баллантайн больше не был богоподобной фигурой, вытесанной из безжалостного несгибаемого гранита и довлевшей над ней.

Она протянула к мальчику руки, и он без колебаний доверчиво подошел. Робин обняла паренька и поцеловала, его кожа была гладкой и теплой. Он прижался к ней, как щенок, и на молодую женщину теплой волной нахлынул прилив любви и благодарности к малышу.

— Он был очень болен, — тихо сказала Сара, — и одинок.

Все ушли или умерли, он горевал так, что я боялась за его жизнь.

Робин понимающе кивнула.

— Вы его любили?

— В этом не было греха, ибо он был Богом, — просто ответила Сара.

«Нет, — подумала Робин, чувствуя, что гора свалилась с плеч. — Он был мужчиной, а я, его дочь, обыкновенная женщина».

В этот миг она поняла, что нет более нужды стыдиться своего тела и желаний, что исходят из него. Она обняла малыша — подтверждение человеческой природы ее отца, и Сара облегченно улыбнулась.

Впервые в жизни Робин сумела признаться самой себе, что любит отца, и поняла природу непреодолимого влечения, которое с годами не исчезло, а лишь усилилось.

Горячая любовь, которую она испытывала к отцу, со временем затмилась благоговением перед легендой. Теперь она осознала, почему оказалась здесь, на берегах волшебной реки, на самой дальней границе изведанного мира. Она пришла не для того, чтобы разыскать Фуллера Баллантайна, а для того, чтобы найти отца и найти себя — такую, какой она себя никогда раньше не знала.

— Где он, Сара, где мой отец? Куда он ушел? — горячо расспрашивала она, но та опустила глаза.

— Не знаю, — прошептала она. — Однажды утром я проснулась, а его не было. Я не знаю, где Манали, но буду ждать, пока он не вернется к нам. — Женщина вскинула глаза — Он вернется? — жалобно спросила Сара. — Если не ко мне, то к ребенку?

— Да, — ответила Робин с уверенностью, которой сама не испытывала. — Конечно, вернется.

Выбор носильщиков оказался делом долгим. Зуга слегка хлопал каждого нанятого по плечу, и человек отсылался в палатку Робин на осмотр — она искала признаки болезней или немощей, которые помешают носильщику выполнять свою работу.

Потом началось распределение грузов.

Зуга заранее разложил и взвесил каждый тюк, убедившись, что ни один из них не превышает положенных сорока килограммов, но вновь нанятые носильщики потребовали, чтобы грузы были повторно взвешены у них на глазах, а потом затеяли бесконечную перебранку о размерах поклажи, которую каждый из них понесет долгие месяцы, а может быть, и годы.

Майор категорически запретил Перейре пытаться ускорить процесс отбора своей плетью и добродушно поддался общему настроению подначек и веселого торга, однако на самом деле он воспользовался удобным случаем, чтобы оценить дух команды, отсеять ворчунов, которые в предстоящих тяготах могут этот дух подорвать, и отобрать природных лидеров, к которым остальные станут бессознательно обращаться за решением.

На следующий день Баллантайн воспользовался полученными накануне знаниями. Для начала семь самых отъявленных бузотеров получили по хете бус и были без объяснений или извинений отосланы из лагеря. Потом Зуга вызвал пятерых самых сообразительных молодцов и назначил их старшими групп, каждая из которых состояла из двадцати носильщиков.

Они должны были отвечать за поддержание темпа ходьбы, сохранность грузов, разбивку и сворачивание лагеря, распределение рационов, а также служить представителями своих групп, высказывая Зуге жалобы людей и доводя его приказы до них.

Формирование отряда было завершено, в него вошли сто двадцать шесть человек, включая готтентотов сержанта Черута, носильщиков, пришедших из Келимане, Камачо Перейру и двух начальников — Робин и самого Зугу.

Такой караван, если его не организовать как следует, будет очень медлителен и неповоротлив, и это само по себе плохо, но при передвижении к тому же он окажется чрезвычайно уязвим. Зуга долго думал о том, как охранять колонну, затем разделил последнюю бутылку виски с сержантом Черутом — они обменивались опытом и разрабатывали порядок движения.

Майор с небольшой группой местных проводников и личных носильщиков собирался идти впереди основной колонны, чтобы произвести разведку местности на пути движения и развязать себе руки для геологических изысканий и охоты, если представится случай. По ночам он намеревался по большей части возвращаться к каравану, но хотел иметь при себе все необходимое снаряжение для того, чтобы действовать самостоятельно в течение долгого времени.

Камачо Перейра с пятью готтентотскими воинами пойдет в авангарде основной колонны, и, несмотря на подшучивания сестры, Зуга не видел ничего смешного в том, что Камачо понесет «Юнион Джек».

— Это британская экспедиция, и мы поднимем флаг, — упрямо ответил Зуга.

— Правь, Британия, — непочтительно рассмеялась сестра, но Зуга пропустил ее слова мимо ушей и продолжал описывать порядок движения.

Группы носильщиков пойдут по отдельности, но недалеко друг от друга, а сержант Черут и остальные воины образуют арьергард.

Для управления движением колонны была разработана несложная система сигналов, подаваемых с помощью горна из рога антилопы-куду. Сигналы означали «идти» или «остановиться», «сомкнуть ряды» или «перестроиться в квадрат».

Зуга четыре дня обучал колонну этим премудростям. Настоящее умение придет намного позже, но он наконец почувствовал, что они готовы к выходу, и сказал об этом Робин.

— Но как мы переправимся через реку? — спросила она, глядя вдаль на северный берег.

Река здесь достигала восьмисот метров в ширину, а прошедшие сильные дожди на пространствах в миллионы квадратных километров резко подняли ее уровень. Течение было быстрым и мощным. Если они пойдут на север, к реке Шире и озеру Малави, то, чтобы переправиться на северный берег, им понадобится флотилия выдолбленных каноэ и много времени.