В поисках Галатеи. В семи книгах
Шрифт:
«Кажется, поймал, – с некоторой опаской подумал он, – вот так может получиться действительно романтичная фигурка».
Через полчаса он понял, что будет делать девушку именно так, но нужна пауза, нужно самому разобраться с этим вариантом и назначил следующий сеанс через два дня.
На самом деле импульс ему дала память – в гостинице «Украина», которая теперь зовется «Радиссон Роял», на четырнадцатом этаже в лифтовом холле, когда шел к бывшему однокашнику в номер 1440, он видел этюд «Пушкин на скамейке» работы Казачека. Небольшая работа из бронзы, времен крепкого соцреализма,
Даше эта идея – сидящая на камне – понравилась, и она позировала весьма охотно. Ну, то, что приходилось сидеть голой до пояса, ее не смущало, только попросила Пашу, чтобы он ей польстил и сделал бы грудь не «первый номер», а хотя бы «половину второго».
– А у тебя есть здесь какая-нибудь музыка? – спросила Даша. – Я так думаю, что для «Романтики» хорошо бы сладенького Фрэнка Синатру. Мы когда-то под него томные танцы на дискотеке исполняли. Сначала все громко, грохот, рок, а потом – медляк, strangers in the night. Так классно было постоять в обнимку, щека к щеке, чуть покачиваться.
– А потом с мальчишками целовалась?
– А как же без этого. Но они были в этом плане не очень – пятнадцать лет всего. Правда, кое у кого штаны уже топорщились.
– А ты знаешь, специалисты обнаружили, что соприкосновение тел пробуждает в них новую силу.
Павел работал в любимой холщевой белой рабочей блузе. Когда он брал в руки шпатель и начинал поглаживать глину, казалось, что он поглаживает живую кожу. Он знал, каким должно быть произведение и шел к этому. Павел сформулировал для себя принцип работы, чтобы она была особенной. «Когда видишь скульптуру женщины, то должно чувствоваться – художник любил ее. Вот это и есть «Знак Пигмалиона», которым бывают порой отмечены работы»
На четвертом сеансе Паша попросил ее раздеться, нужно проработать торс.
– А я сначала думала, что ты мне сразу предложишь позировать голой, потом в голову полезли всякие мысли о моих недостатках, – простодушно сказала Даша. – Но теперь, вижу, что ты настоящий скульптор и тебе надо проникнуться натурой. Так что все нормально, пойду приготовлюсь.
– Чтобы стать скульптором, надо анатомию человека изучить досконально, – пустился в рассуждения Павел. – Конечно, сначала по учебнику, потом по иллюстрациям. Знаешь, как по-научному называется пупок? Умбиликус.
Удивленный самим собой – надо же такое запомнить! – мастер на минуту смолк. Даша смотрела на него также удивленно. Но Павел уже был запрограммирован и скоро продолжил.
– Да, а потом на модели, грубо говоря, пальчиками пройтись.
Но и на эти слова Даша никак не отреагировала.
На этот раз Даша села чуть-чуть иначе, чем до того. Паша сравнил ее позу с предыдущим этюдом и подошел, чтобы поправить, взял за руку
– А из тебя какой-то магнетизм идет, – вдруг сделала открытие девушка и посмотрела мастеру в глаза. – Хочешь?
– Хочу. Потом доработаем.
– Интересно получается: на брудершафт не пили, а угнездились так, словно вместе уже не один год, – рассуждала Даша, нежно проводя подушечкой указательного пальца по груди Паши. – Мы с тобой любовники? Да?
– Можно и так сказать… А ты молодец, я чувствовал, что могу, но боялся тебя обидеть. А теперь вот…
На самом деле они подтвердили правоту некоторых давних викторианских моралистов, которые утверждали, что писание обнаженной натуры обычно заканчивается прелюбодеянием. Художник, который рассматривает обнаженную девушку, неизбежно испытывает одну из человеческих эмоций, составляющих произведение искусства.
Даше было до дрожи приятно, когда пальцы скульптора прикасались к ее коже, гладили ее. Они оказались очень нежными, хотя и сильными, иногда вминались в каком-то месте, словно он делал точечный массаж. Это было классно и очень возбуждало. И сам он был мускулистым, ей также было приятно гладить плечи и прижимать его тело к себе, чуть-чуть постанывая при этом от удовольствия. Весь ее прошлый, пусть и не слишком богатый опыт быстро забылся. Она чувствовала, что «летает», другого слова на ум не приходило.
«Вот уж и вправду, если повезет, весь день летать будешь. Не врут бабы, – однажды подумала Даша. – Подольше бы так».
– Слушай, Павлик, все понятно, ты в мастерской ваяешь, но ведь порой на меня даже не смотришь. Что я тут торчу, как репка в грядке? – Даша освоилась в полной мере в жизни художника и осмелела настолько, что стала даже выдвигать свои упреки.
– Так, начинается… Что ты хочешь сказать?
– Все хорошо, все отлично, мне нравится, как я получаюсь, но я так думаю, что нам нужно куда-то выйти вместе. Просто уйти из мастерской, побыть на людях, чтобы ты посмотрел на меня другими глазами.
«А почему бы и нет, – подумал Павел, – я действительно заработался, даже глаз замылился».
– Хорошо, в пятницу, кажется, будет вернисаж на Крымском валу. Пойдем вместе.
– Это будет такой вернисаж, когда мужчины в смокингах, а женщины в платьях в пол?
– Ну, девочка, у тебя и запросы! – восхитился Павел. – Платье в пол, это, когда на премьеру в Большой театр и места в партере, тогда и спутник должен быть одет соответствующе. А у меня смокинга нет.
На самом деле в Даше проснулось то самое авантюрное начало, эта великая движущая сила. Наступила стабильность, какой-то застой в отношениях, он делает свою работу, она позирует, ну еще занимаются любовью к общему удовольствию. Но этого ей показалось мало. Попытаться повести дело к походу под венец? Но Даша мечтала о большем, он должен стать звездой, а она – его музой. Так сказать – звездная пара. Но эта перспектива пока не виднелась.
Даша приехала к нему в джинсах и какой-то курточке, но с большой зеленой, плотной ткани сумкой с кожаными ручками. Сумка была явно «фирменная», если бы не зеленый цвет, то точно можно было бы сказать – брезентовая. Но что делать – Луи Вуиттон, фирма…
– Я, пожалуй, тоже оденусь по-спортивному, – предложил Павел и хотел направиться к шкафу. На самом деле, на нем уже был красивый темно-синий вельветовый пиджак и серые брюки, белая рубашка с расстегнутым воротом, в таком виде он ездил в какие-нибудь официальные организации, справедливо полагая, что даже художника встречают по одежке.