В поисках концепта: учебное пособие

Поговорим о странностях любви… Ведь филология – это «любовь к слову». Причем эта любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне, это гораздо серьезнее. Это любовь с ненавистью почти пополам. Ибо если филолог что полюбит – нет у него большего врага, чем другой филолог, смевший не разделить его чувство. А что может любить филолог, у которого это не тендерное, а профессиональное? См. выше: он может любить только слово. Таких эпидемий любви и на жизненно-научном отрезке существования самого автора было несколько. В годы его незрелых чувств он, как и все, полюбил слово «лингвострановедение». И твердо знал: кто не лингвострановед, кто не с нами-тот против нас, даже, точнее, – просто не из нас. Потом была безоглядная любовь к компетенциям и коммуникативности. Этот бой – святой

и правый в международном масштабе – был вообще, в силу эпохи этой страсти, борьбой «правых» и «левых», т. е. выражался в родном великом и могучем четким тезисом: «Есть две точки зрения – наша и неправильная»…

Потом наши пошли вглубь (или вверх, или вширь?..), потянуло когнитивностью. А от всех несогласных с ней – гнилью и тленом. На дискурсе сошлись вода и пламень. Огонь и, как всегда, единственно правильная точка зрения.

И вот, наконец, апофеоз (на 01.01.2004 – потому что апофеозам будущего несть числа, ибо филология есть любовь, см. выше). Был Богом дан КОНЦЕПТ. Это уже серьезно: во-первых – от Бога, во-вторых, запахло философией, которая, как известно, тоже есть любовь. А две любви – многовато для одного исследователя (мы имеем в виду именно науку, а не презренный быт). Концепт – это уже нумиозное, «не передаваемый словами, но реальный опыт человека, когда тот в определенные моменты отчетливо переживает присутствие чего-то радикально иного, чем он сам и окружающий его мир, потусторонне-духовного, непонятного и заведомо сущностно-непостижимого, хотя и бытийно-реального… Кто имел или имеет опыт нумиозного, тот… поймет, о чем идет речь, а кто этим опытом не располагает, тому и не объяснишь» [Верещагин, Костомаров, 2000; 6–7]. Но ни это, ни помещение концепта в «ментальное» исследователя не остановит: ведь только сначала Федот-стрелец не знал, как добыть то, «чего воопще не может быть», – но потом-то добыл!..

Вот и автору не дает покоя родная ментальность. Не в силах отказать себе в проявлении основополагающего чувства советских людей – коллективизма (до 1991 г.) и аналогичного чувства русских людей – соборности (после 1991 г.), автор уже предпринял одну попытку объяснения в любви дискурсу и тексту [Прохоров, 2004]. Но чувству не прикажешь, и потому речь теперь пойдет о концепте.

В любой науке, очевидно, существуют такие понятия, которые, с одной стороны, явно не имеют точной и общепринятой дефиниции, а с другой – «примерно» одинаково «примерно» понятны всем специалистам в данной области исследований. Причем часто эти понятия могут относиться даже к базовым дня данных наук: на наш взгляд, это объективно связано, во-первых, с естественным желанием каждого исследователя сначала выразить свое отношение именно к этим и утвердить свое понимание именно этих «опорных» элементов, на базе которых теория только и может далее развиваться. Во-вторых, основные понятия – столь же, на наш взгляд, объективно – чаще всего соотносятся уже не с языком данной науки, а с ее метаязыком, «языком второго порядка» [1] .

В связи с этим исследователь при выборе той или иной дефиниции некоторого понятия «определяет» себя в русле того или иного (или совершенно иного!) направления развития данной дисциплины.

Но есть, очевидно, еще и в-третьих. Это «в-третьих» столь же объективно, сколь и лукаво. Дело в том, что целый ряд терминов, веденных в научное обращение отдельными специалистами (которые при этом могут понимать их далеко не одинаково), на какое-то время становятся чрезвычайно популярными, модными: их использование свидетельствует о том, что автор не просто в курсе современной научной парадигмы, а

находится прямо-таки в лидерах научного прогресса. И частотность употребления этих понятий приводит к «переходу количественных изменений в качественные»: это только про халву можно сказать, что «сколько не повторяй – слаще не станет», в случае с терминами частотность их использования создает определенную «видимость» ясности, прозрачности их значения. А это, в свою очередь, избавляет большинство авторов от необходимости четко определять, что же они понимают под тем или иным словом: «все же понимают, и я, как все, понимаю…».

Есть такие термины и в сфере когнитивной лингвистики (вот уже и сам этот термин – явление «третьего порядка»). Волею случая и по желанию оргкомитета автору пришлось вести одно из заседаний секции X Международного конгресса Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, который прошел в начале лета 2003 г. в Санкт– Петербурге. Секция называлась «Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений» и состояла из четырех заседаний: 1) когнитивное описание языковой действительности и русская концептосфера; 2) концептосфера русского языка: универсальное, национальное, индивидуальное; критерии и методы описания концептов; 3) система концептов в русской языковой картине мира; 4) языковая картина мира и русская ментальность; единицы языка и речи в концептуальной интерпретации. Как видно по названиям секции и заседаний, вся научная дискуссия была посвящена, в принципе, одному понятию – понятию «концепт». В связи с этим приведем только те названия выступлений, в которых само это слово присутствует:

Арват Н. Н. Концептосфера лексемы «душа» в русском языке.

Белякова С. М. Глаголы «играть» и «гулять» в концептосфере русского языка.

Блохина Н. Г. Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений (на примере анализа концепта, репрезентируемого словом «Бог»),

Жаркынбекова Ш. К. Моделирование концепта как метод выявления этнокультурной специфики.

Милевская Т. Е. Концептосфера мемуариста.

Миронюк Л, Каминьски В. Нечто об эмоциональных концептах в русском языке.

Ручина Л. И., Горшкова Т. М. Лексикографическое исследование концептосферы русского фольклора.

Селиванова Е. А. Мотивационные процессы в концептосфере русского языка.

Чулкина Н. Л. Концептосфера русской повседневности: лингвокультурологическое описание.

Адамсон И. В. Некоторые наблюдения над семантическими составляющими концепта «воля» в русском языке в сопоставлении с эстонским языком (на материале наблюдений за функционированием фразеологизмов с волитивным компонентом значения).

Балуш Т. В. Концепт «воля» в художественной картине мира В. М. Шукшина.

Белякова Л. Ф. Концепт «престиж» в языковом сознании студенческой молодежи конца XX в. (по материалам лингвистического эксперимента).

Буянова Л. И., Ерошенко А. Р. Константы «Жизнь», «Душа», «Любовь» как основа русской ментальности и культуры: специфика вербализации.

Десюкевич О. И. Концепт «профессор» в русской литературе XX века.

Иватович В. Т. Белорусская шляхта: концепт и понятие.

Крюкова ГА. Социолингвистический аспект русского слова на материале концепта «государство».

Синелева А. В. Использование методов частотного анализа при описании концептов русского фольклора (на материале русских народных сказок под редакцией А. Н. Афанасьева).

Синячкин В. П. Лингвокультуремы концепта ХЛЕБ в русском языке и русской культуре.

Федюнина И. А. Концепт «событийность» в языковой картине мира (языковые проблемы русской рекламы).

Ященко Т. А. Концепт причины в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля.

Даже из этого (явно краткого) списка отчетливо видно, что практически каждый автор под словом «концепт» понимает нечто свое: концептосфера может быть и у языка, и у отдельной лексемы; она может быть связана с отдельным жанром, с отдельным аспектом человеческого бытия и с отдельным наименованием некоторого социального статуса; концепт может быть представлен в языковом сознании и в языковой картине мира, в художественной картине мира и в отдельном литературном жанре; концептом может быть и понятие, и некоторая каузальность, и некоторая эмоция, и т. д. Среди концептов есть еще и константы, а сам он может состоять из лингвокультурем… И все это вместе может помещаться куда-то «в район» ментальности… (Очевидно, там ему и место, так как понятие ментальности – еще более расплывчатое, вплотную приближающееся к истории мидян, которая, как известно из классики, «была темна и непонятна»…)