В поисках лермонтовской Москвы. К 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова
Шрифт:
В.Г. Белинский. Худ. К. Горбунов. 1843 г.
Но где же могли смотреть оперу «Князь-Невидимка, или Личардо-Волшебник» Елизавета Алексеевна и ее внук? Большой Петровский театр сгорел еще в 1805 году, а в 1812 году огонь уничтожил и Абатский театр. Спектакли давались в усадьбе А.И. Пашкова, двоюродного брата того самого Пашкова, чей дом сегодня красуется на Моховой улице.
История этой усадьбы весьма занятна. Сегодня на его месте – так называемое «новое здание» Московского университета, по адресу Моховая улица, дом 9, строение 1а. А когда-то здесь стоял дворец адмирала Ф.М. Апраксина, построенный в 1710-х годах. Это был трехэтажный особняк с овальным куполом. Художник Илларион Мошков, ученик Федора Алексеева, запечатлел панораму Моховой улицы времен существования дворца Апраксина на одном из своих эскизов.
С 1737 года дворец перешел во владение Главной аптеки и Медицинской коллегии. С конца XVIII века хозяином особняка стал А.И. Пашков, собиравшийся давать здесь балы и театральные представления. В конце XVIII – начале XIX веков по проекту архитектора В.И. Баженова проводилась перестройка усадьбы. Главный ее дом находился в центре, а по бокам располагались два флигеля, причем Баженов использовал уже существующие здания, принадлежавшие Медицинской коллегии, в том числе и аптекарский флигель. Однако строительство не было завершено, и в аптекарском флигеле Пашков в 1797 году устроил конный манеж. В правом флигеле, где теперь церковь св. Татьяны, с 1806 года и давал свои представления казенный театр, на представлении которого и побывали бабушка и внук Лермонтовы.
Когда, в каком месяце 1819 года пятилетнего Мишеньку привезли в Москву? Это трудно сказать. Единственное, что можо утверждать, что произошло это не раньше 1 июля – дня премьеры оперы «Князь Невидимка, или Личардо Волшебник». Для восприятия маленького ребенка это было вполне доступное музыкальное произведение, поставленное как опера-сказка. В то же время это была «одна из роскошнейших постановок того времени». [29]
В 1832 году казна выкупает усадьбу у Пашковых для нужд расширяющегося университета. Первому университету России были нужны новые площади. Начинается реконструкция здания, которая поручается архитектору Е.Д. Тюрину.
29
Эйгес И. Музыка в жизни и творчестве Лермонтова // М.Ю. Лермонтов. М., 1948. Кн. II. С. 497–540.
Реконструкция осуществлялась в 1833–1835 годах, в результате чего главный дом усадьбы Пашковых был перестроен под аудиторный корпус Московского университета. Перед архитектором стояла сложная задача – создать единый архитектурный ансамбль университетских зданий, то есть стилистически объединить свои постройки со «старым» зданием, что ему удалось сделать. Левый флигель усадьбы был перестроен под библиотеку, а правый флигель – в университетскую церковь. Тюрин также заменил коринфскую колоннаду на стройную и более строгую дорическую и завершил широким аттиком изящную полуротонду флигеля, выходящую на Моховую улицу. Архитектор считал честью работать для Московского университета и трудился бесплатно, а впоследствии подарил университету свою личную коллекцию живописи, в которой были полотна Рафаэля и Тициана. Он собирал ее всю жизнь. Позже здание аудиторного корпуса вновь перестраивалось (архитектор К.М. Быковский, 1904 г.).
И вот что интересно: пройдет немало лет, и Лермонтову вновь предстоит оказаться в университетских стенах, но теперь уже в качестве студента.
Без Москвы: одиночество
Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать.
Генерал-губернатор Москвы князь Д.В. Голицын. Худ. Дж. Доу. 1825 г.
Александр Пушкин. Худ. О. Кипренский. 1827 г.
Так уж сложилось, что детские годы Лермонтова, проведенные им вне Москвы, нередко окрашены в мрачные и трагические цвета (быть может, поэтому так мил и близок был ему родной город в дальнейшем). Рождение Мишеньки не только не способствовало созданию семейной идиллии Лермонтовых, но и обострило отношения между всеми взрослыми членами семейства.
Жизнь в провинциальной пензенской глуши для Юрия Петровича Лермонтова была невыносима. Участие в домашних театральных спектаклях никак не могло заменить ему вольной и беззаботной холостой жизни, которую он вел до брака, в которой значительное время отводилось картам, вину и женщинам. Недаром знавшие Юрия Петровича люди называли его «Bon vivant», что переводится с французского как «прожигатель жизни». [30]
Он начал часто отлучаться из Тархан – то в тульское имение Кропотово, то в Москву. Биографы отмечают, что весьма скоро Лермонтов-старший перестал обращать внимание на жену, силы которой после родов стали таять, и сошелся с ее приятельницей, молоденькой немкой, одновременно преследуя «барскою любовью» и дворовых девушек. Более того, однажды произошел и совершенно вопиющий случай: раздраженный упреками жены в измене, он в запальчивости ударил ее кулаком по лицу. Вспыльчивый, но по натуре добрый, он просил прощения у жены, каялся в своей грубой несдержанности. Но прежнюю жизнь вернуть было уже невозможно. [31]
30
Записки неизвестного гусара о Лермонтове // Звезда. 1936. № 6. С. 184.
31
Шугаев П.К. Из колыбели замечательных людей // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 61.
По поводу истоков конфликта между мужем и женой есть и такое мнение, согласно которому «распущенность помещичьих нравов того времени сделала свое, но только в доме Юрия Петровича очутилась особа, занявшая место, на которое имела право только жена. Звали ее Юлией Ивановной, и была она в доме Арсеньевых в Тульском их имении, где увлекся нежным к ней чувством один из членов семьи. Охраняя его от чар Юлии Ивановны, последнюю передали в Тарханы, в качестве якобы компаньонки Марьи Михайловны. Здесь ею увлекся Юрий Петрович, от которого ревнивая мать старалась отвлечь горячо любящую дочку. Этот эпизод дал повод Арсеньевой пожалеть бедную Машу и осыпать упреками ее мужа. Елизавета Алексеевна чернила перед дочерью зятя своего, и взаимные отношения между супругами стали невыносимы. Временная отлучка Юрия Петровича, поступившего в ополчение, не поправила их». [32]
32
Висковатов. Указ. соч. С. 13–14.
Мог ли Лермонтов-старший поднять руку на жену? Вполне возможно, так как одной из черт его характера была вспыльчивость, переходившая в самодурство. «Эта вспыльчивость, при легко воспламеняющейся натуре, могла доводить его до суровости и подавала повод к весьма грубым и диким проявлениям, несовместным даже с условиями порядочности. Следовавшие затем раскаяние и сожаление о случившемся не всегда были в состоянии выкупать совершившегося, но, конечно, могли возбуждать глубокое сожаление к Юрию Петровичу, а такое сожаление всегда близко к симпатии». Но в то же время: «Крепостной люд называл его «добрым, даже очень добрым барином». Все эти качества должны были быть весьма не по нутру Арсеньевой. Род Столыпиных отличался строгим выполнением принятых на себя обязанностей, рыцарским чувством и чрезвычайною выдержкою… В Юрии Петровиче выдержки-то именно и не было. Старожилы рассказывают, как во время одной поездки с женою вспыливший Юрий Петрович поднял на нее руку. Факт этого грубого обращения был последнею каплей полыни в супружеской жизни Лермонтовых. Она расстроилась, хотя супруги, избегая раскрытой распри, по-прежнему оставались жить с бабушкою в Тарханах». [33]
33
Висковатов. Указ. соч. С. 14–15.
Естественным и адекватным в сложившейся ситуации было негативное отношение Елизаветы Алексеевны к зятю. Если в Москве она еще пыталась сдерживаться, то в Тарханах, где теща чувствовала себя полновластной хозяйкой, своего презрения к Юрию Петровичу она уже не скрывала.
В ответ на это Лермонтов-старший, пытаясь избежать общества тещи, задумал уехать в тульские края, но на этот раз вместе с женой и маленьким сыном. И тогда Елизавета Алексеевна впервые решила предложить ему денег (хотя на этот счет есть и другое мнение, будто деньги эти были ни чем иным, как запоздалым приданым, обещанным тещей ранее): 21 августа 1815 года она выдала зятю вексель на 25 000 руб. сроком на год: «Лето 1815 года августа в 21-й день вдова гвардии поручица Елизавета Алексеева дочь Арсеньева заняла у корпуса капитана Юрия Петрова сына Лермонтова денег государственными ассигнациями двадцать пять тысяч рублей за указные проценты сроком впредь на год, то есть будущего 1816-го года, августа по двадцать первое число, на которое должна всю ту сумму сполна заплатить, а буде чего не заплачу, то волен он, Лермонтов, просить о взыскании и поступлении по законам. К сему заемному крепостному письму вдова гвардии поручица Елизавета Алексеева дочь Арсеньева, что подлинно у корпуса капитана Юрия Петрова сына Лермонтова денег 25 000 заняла, в том и руку приложила… К сей записке гвардии поручица Елизавета Алексеева дочь Арсеньева руку приложила, а подлинное письмо от записки приняла того же числа». [34]
34
Вырыпаев П.А. Лермонтов: Новые материалы к биографии. 2-е изд. Саратов, 1976. C 106.