В поисках Лунного Камня
Шрифт:
– Ваше Величество, позвольте сказать, много разумнее было бы посмотреть на дуэль сквозь пальцы. Дворянство никогда не откажется от права на поединок в защиту чести своей или же чести дамы. Наказывать всех невозможно, а наказать лишь одного - несправедливо.
Мария гневно ответила:
– Так, стало быть, отпустить его? Как будто за ним нет вины?
– Лучше бы и вовсе было не заключать под стражу...
Мария задумалась. Она жалела, что начала разбирательство с поединком. В самом деле, лучше было бы смириться с обычаем, просто тихо удалить Тарна от придворной службы, показав этим, что подобные ему смутьяны никогда не будут иметь веса
– Ваше Величество, осмелюсь предложить вот что. Пусть суд состоится, а вы после смягчите приговор. Тем более, он уже несколько месяцев в тюремной крепости, стало быть, уже наказан хотя бы отчасти. Да и установили, что умер врач придворный не от смертельной раны, а случайно шпага задела вену на ноге, вовремя не перевязали...
Мария, подумав, согласилась, это решение показалось ей наиболее мудрым.
– И в отставку сразу не отправляйте. Дайте ему иную должность, не при дворе, а после видно будет...
Утром следующего дня Тарн сидел около камина в уютном кресле, доставленном в крепость из его городского дома. Он читал книгу, точнее, прочитав несколько строк, застывал в задумчивости, глядя на книжные листы. Дверь в камеру заскрипела.
– Ваше Сиятельство...
– пробормотал смотритель.
Тарн увидел, что в дверях стоит конвойный гвардейский взвод.
– Извольте собираться...
Тарн бросил книгу на столик около камина и принял из рук смотрителя плащ - слишком холодный для нынешней погоды, тот, в котором его арестовали. Он не стал спрашивать, куда его везут и зачем. Молча кивнул капитану гвардейского взвода и вышел вслед за ним, не взглянув на смотрителя. Карета быстро доставила его к высокому серому зданию королевского суда.
В зале суда никого не было кроме трех положенных судей и адвоката - это был их семейный адвокат - а также стражи. Тарн спокойно прошел на место, где положено было сидеть подсудимому.
Суд продлился пятнадцать минут. Главный судья зачитал обвинения, Тарн не стал оспаривать ни единого слова. Адвокат произнес пламенную речь о дворянских обычаях и военных заслугах Тарна. Судья удалились на совещание на три минуты, затем пришли с написанным заранее решением и зачитали приговор - заключение на десять лет в крепости Азль. Тарн ни слова не сказал на приговор и через полчаса уже был вновь у того же камина, в той же камере, с той же книгой, в которую он так же рассеянно смотрел, как и утром.
Вечером же случилось неожиданное. Вошел королевский гонец и зачитал приказ, где ему было объявлено монаршее прощенье - и двери камеры открылись, чтобы выпустить его на свободу.
Тарн ходил по кабинету в своем городском доме. Он был не просто зол. Он был в бешенстве, вне себя. Зачем он сидел несколько месяцев в крепости, если его выпустили по одному королевскому приказу. Что за самодурство! Зачем надо было собирать этот суд, который прочел написанный ранее приговор! Зачем говорить о законе, если любой приговор отменяется тут же королевским приказом! Тарн решил утром не медля ехать во дворец и просить отставку. Ни одного дня больше на службе у эльфийской стервы. А потом узнать, что сейчас с Аиллим, где она.
...Когда Тарна заключили в крепость и о поединке стало известно всем, вечером этого дня к барону Сеттену приехал его старый друг - тот самый, чья жена случайно увидела ссору Тарна и Араэля. Трудно было не догадаться - из-за кого. Сначала беседа шла в гостиной, затем они перешли в кабинет и заперлись там. Затем в кабинет была вызвана компаньонка Аиллим. Через пять минут оттуда послышались крики : "Уволю! Выгоню!" Еще через десять минут госпожа Эйкненн, с обычным равнодушно-неприязненным выражением лица и с двумя чемоданами, в которых лежали ее вещи, покидала свои комнаты, а также особняк барона Сеттена. Карету ей не предложили, и пришлось брать наемную. А барон велел позвать Аиллим в свой кабинет, где кроме него уже никого не было.
Аиллим поднялась по лестнице на второй этаж. Она слышала дядины возмущенные крики, видела изгнание из дома госпожи Эйнен и догадывалась, что дяде стало что-то известно. О том, что Тарна заключили в крепость, она не знала.
Когда Аиллим вошла в кабинет, дядя ходил взад-вперед, три лампы с горючей водой ярко горели на стенах.
Она закрыла дверь, и дядя к ней обернулся.
– А, явилась, матушка! Изволь-ка сесть да послушать!
– сердито крикнул он. Лицо его было красным, он тяжело дышал. Аиллим робко опустилась на краешек кресла, стоящего в углу напротив дядиного рабочего стола. Она закуталась плотнее в шерстяную шаль, ей стало зябко, неуютно и страшно.
Дядя, все так же с трудом дыша, остановился перед ней.
– Что же ты натворила? Как могла? Где твой стыд? Молчишь, милая? Нет, ты отвечай, отвечай! Что глаза прячешь - стыдно смотреть? Срамница, позорница! Меня опозорила, всю семью. Завтра же, на самой заре, уедешь, прочь отсюда, в деревню, под замок, навечно! Я дознаюсь, кто тебя научил такому. Я из него всю душу вытрясу. А тебя - в чулан, под замок, с глаз долой. Так мне отплатить, ведь родной дочерью считал, все капризы...книги любые, учителя лучшие... И такое учинить! Отвечай немедля, как такое надумала, как посмела!
Аиллим никогда не слышала от дяди такого тона, она была насмерть перепугана, ни слова сказать не могла.
– Отвечай! Ты смотри-ка - тихоня, тихоня, а что натворила!
Аиллим молча давилась слезами, прижимая к лицу платок. Дядя, видимо дойдя до точки кипения, схватил ее за плечи и стал в гневе трясти, повторяя : "Отвечай же!" Аиллим в ужасе посмотрела на него, стараясь перестать плакать - в его глазах тоже были слезы. Аиллим всхлипнула, обняла его за шею, прижалась к его щеке, немного колючей к вечеру. Дядя, не выдержав, тоже всхлипнул и обнял ее, прижал к себе. Она плакала у него на плече, уже без отчаяния и страха...
Дядя придвинул кресло, сел, вытер глаза платком, откашлялся, высморкался... Он понимал, что разговор начнется долгий и суровый. Со дня смерти своего брата, когда пятилетнюю Аиллим привезли к нему в дом, барон любил ее как родную дочь. Красивые платья, игрушки, учителя музыки, танцев, рисования, грамматики... Но он всегда помнил, что будущее Аиллим неустроенно. Ее мать была из семьи эльфов-изгнанников, совершенно обнищавшей и лишенной дворянства... Его брат на ней не женился, мать Аиллим умерла при родах, и девочка жила у него хоть и как дочь, но формально она считалась безродной воспитанницей. Сеттен, двоюродный брат барона, подал прошение об удочерении, но король его не подписал, помня о Фарлайнских родственниках семьи Аиллим.