В поисках любви
Шрифт:
Входная дверь неожиданно хлопает и все подпрыгивают. Просто ветер. На улице сегодня настоящая осень. Золотая буря.
Нужно спуститься вниз. В подвал этого странного, картинного дома. По скрипучим пыльным ступеням. В полумрак чистилища. Туда, где убивали людей.
Понимаю, что до сих пор улыбаюсь. И все глаза смотрят на меня, в недоумении. Думают, что я свихнулся. Жаждут этого.
Стираю улыбку с лица, превращая его в каменное изваяние. Глотаю противные слюни. Это место великой скорби. Я не должен был забывать.
Опускаю
Ступени скрипят. Умоляют остановиться. Не слушаю их. Опускаюсь все глубже во мрак.
Тут тоже голоса. Я слышу женщину. Узнаю ее. Но вижу лишь тени. Людей здесь по-прежнему нет.
— Антон!
Они приветствуют меня в унисон. Поднимаю руку.
Сумрак. Тусклый свет от грязной лампочки, висящей под потолком, сливается с ним, растворяясь в монотонности подземелья. Он, то и дело мигает, предсказывая свою скорую кончину. Я погружаюсь в его мутные воды, ощущая физически, как он вливается ко мне в рот, вяжет язык, обволакивает зубы. В мерцающей серости, среди безликих теней, передо мной раскрывается вся ужасная правда этих стен. И я понимаю ее. Смотрю, не в силах оторваться.
Посреди подвала стоит пыточный столб. Черный, вымокший от крови. Но до сих пор голодный и жаждущий. Ржавые крюки, вбитые в него под разными углами, шипят и извиваются, будто мерзкие щупальца подводной твари. Тянутся к новой жертве.
Рядом, будто верный пес, стоит железный хирургический столик, измазанный кровью. На нем все, что нужно для разделки людского мяса. Скальпель, пила, топорик и стальные, заточенные до блеска, крюки. Они, как вопросительные знаки в конце предложения. Почему он так любит их???
Первая зацепка.
Остальной инструмент, похоже, был просто устрашением. Неким фоном, от которого у пленницы темнело в глазах.
Его величием над ней.
Из-под столика торчит кожаная ручка плети. Рядом валяются скомканные резиновые перчатки.
Кто-то подходит ко мне. Долго молчит, и я не выдерживаю.
— Что?!
Призрак исчезает. Оглядываюсь по сторонам. Никого.
— Антон?
Голоса. Я им не верю.
— Ты в порядке?
Женский голос думает, что имеет право спрашивать. Из-за той ночи. И пока я раздумываю над ответом, раздается стук каблуков. Она идет ко мне.
— Да, я… — слишком поздно.
Натягиваю сумасшедшую улыбку. Но ее это не страшит. Она рядом.
— Ты плохо выглядишь…
Что-то касается моих волос. Убирает, упавшую на глаза, челку. Касается лба. Мне кажется, это Оксана, потому что прикосновения безумно холодные…
— Желудок…
— Не звонишь совсем… — она не слушает. Верит только своим словам.
Тени не умеют любить. Просто им всегда нужен кто-то, чтобы существовать.
— Не здесь…
Я даю ей надежду. И на миг ее лицо вспыхивает передо мной, точно пламя. Но тут же гаснет.
— Поужинаем?
Чувствую ее тоску. Ее одиночество в пустой, съемной квартире.
— Да.
И снова лицо. Грустное и красивое. Передо мной.
Молчание затягивается. Она не уходит. Стоит и чего-то ждет.
— Есть что-нибудь интересное?
— Все по-прежнему…
Она не понимает вопроса. Я спрашиваю про подвал. Не про нее. Хочу обратиться к ней по имени, но не могу вспомнить, как ее зовут. И от этого мне становится не по себе.
— Что-нибудь интересное…здесь.
— А, прости… — смеется. Глупо и неестественно. — Только начали, пока ничего…
— Плеть… — в горле саднит. Откашливаюсь. — Плеть под столиком.
— Не надейся на отпечатки…
— Хочу видеть, что она из себя представляет.
— Зачем?
— Ты достанешь?
Она уже натягивает перчатки. Резина противно скрипит.
— Сейчас…
Отхожу в сторону, давая ей простор. Рука осторожно вытаскивает плетку. Железные наконечники, на концах кожаных лент, звенят, будто колокольчики.
— Ух, ты…Адская игрушка. Антон?
Он бил ее по ногам. Хлестал изо всей силы, получая наслаждение. Но это не крюки. Не то, что по-настоящему его заводило.
— Хорошо. Нужно найти цепь.
Рука держит плетку двумя пальцами.
— Цепь?
Достаю сигарету.
— Да. Цепью он сломал ей колени.
Щелкаю зажигалкой. Дым заполняет легкие.
— Так и не бросил?
Ненужные вопросы. Кончик сигареты обращается в пепел.
— Ищите цепь.
Плетка уплывает в сторону. Каблуки удаляются.
Мы должны найти здесь хоть что-то. Разрыть эту выгребную яму до самого дна. Это наша работа! Наш долг.
У стены, по правую от меня руку, стоит железная клетка. Небольшая, в половину человеческого роста. Дверца распахнута. Ржавые трубы и косые швы с нагаром, дают понять, что убийца делал ее сам. Неумело. И значит, мог пораниться. Но как давно это было?
У меня нет ответов.
Здесь он держал ее.
Подхожу к уродливой тюрьме.
Одна из труб исцарапана. Чем-то металлическим. Ее словно бы неустанно скоблили. Вижу рыжую пыль на полу. И спустя всего миг, загадка разламывается перед моим натиском, как гнилой пень.
Наручники. К ее ноге, потому что руки в ней, он любил больше всего. Ни капли свободы. Даже внутри этого убогого железного ящика. Как животное. Как самое ничтожное существо на земле. Он хотел, чтобы она чувствовала себя таковой. И она чувствовала. Именно этими прутьями, этими кандалами, он сломал ее окончательно. Заставил верить в свое величие.