В поисках мистического Египта
Шрифт:
Я невольно видел, как древние процессии идут по вымощенному каменными плитами полу и размеренным шагом входят в святилища, где находятся алтари. Я постоянно ощущал печать тех древних жрецов-волшебников, которые сделали это место одним из своих главных центров вознесения благословений Осирису – богу, которого они обозначали как носящего высокий тройной головной убор. Некоторые из их призывов обладали отзвуком, раздававшимся в небесах столетие за столетием. Меня начало охватывать и околдовывать великое спокойствие высшего присутствия, под его благой сенью я видел, как мое заполненное земными желаниями существование утекает, словно песок, ускользающий сквозь пальцы.
Античный географ Страбон подходяще написал о своей покрытой пылью веков эпохе: «В Абидосе почитают Осириса, но в храме певцу, флейтисту
Я удобно расположился в своей небольшой нише, как, возможно, сотни поколений назад делал какой-нибудь смуглый жрец храма, и позволил мягкому влиянию святого места околдовать меня. О! Как хорошо было ненадолго остаться в одиночестве, забыть о множестве шумов, принесенных в наш мир прогрессом вместе с многочисленными преимуществами, не вспоминать о бескрайнем эгоизме, неизбежном непонимании, недостойной ненависти и жестокой зависти, которые, будто кобры, поднимали свои головы, чтобы выпустить яд и напасть в момент, когда возвращаешься в мир темных людей.
Я размышлял о том, зачем нужно возвращаться.
Мы считаем одиночество проклятием, но, обретя мудрость, учимся смотреть на него как на блаженство. Мы должны взобраться на Эверест своих мечтаний и привыкнуть к жизни среди вершин одиночества. Ибо если в толпе мы ищем душу, то находим лишь бездушие, если же ищем истину, то обнаруживаем в основном лживость.
Общество обладает душой, но не телом. Мы можем провести вечер в большой гостиной вместе с сорока людьми и все же быть одинокими, как будто мы находимся в пустыне Сахара. Тела могут стать ближе друг к другу, но, пока сердца и умы остаются далекими, каждый из нас одинок. Кто-то считает, что обязан приглашать нас в свой дом по правилам этикета, мы приходим, но нашего хозяина, чтобы принять нас, там нет. Он просто оставил нам свое тело, чтобы нас встретить, прекрасно зная, что пропасть между нашими умами слишком широка, чтобы он остался. Представление такому человеку делает все, что угодно, только не знакомит нас с ним. Тех, кого разъединил Бог, никогда не соединит человек!
Я купил билет в Поднебесную – огромную страну, куда не проникают наши мелкие банальные новости. И что же, значит, я ненавижу своих собратьев? Как можно называть мизантропом того, кто играет с маленькими детьми и делит пенни с бедняком?
Почему бы не остаться в стороне и не принять предлагаемое блаженство уединенного существования, свободного от ненужных тревог, в тихих местах, подобных этому храму в Абидосе?
Мы презираем человека, покидающего общество в поисках высшей жизни, хотя, возможно, он уединяется лишь для того, чтобы суметь передать своему народу некую благую весть. Память воскресила торжественное обещание, которое получили от меня те, кого я уважаю или даже чту. Я знал, что возвращения не избежать. Однако это не опечалило меня, ибо мне было известно также, что если мир утомит меня, я смогу погрузиться в глубины своего духовного существа и вернуться оттуда освеженным, безмятежным, довольным и счастливым. В этом священном безмолвии, где я мог слышать чистый глас Божий, в полной тишине, царящей в зале этого храма, я мог услышать более слабые голоса исчезнувших богов. Когда мы обращаемся вовне, к миру, то блуждаем в грусти и растерянности, а когда обращаемся вовнутрь, то можем двигаться в уверенности и вечном блаженстве. Давид советует: «Будь спокоен и знай, что я Господь».
Мы утратили искусство пребывать в одиночестве и не знаем, что делать, когда остаемся одни. Нам неизвестно, как обрести счастье из собственных внутренних источников, и потому мы должны платить артистам и другим людям, которые сделают нас счастливыми на время. Мы не только не способны быть в одиночестве, но и не можем сидеть спокойно. И все же если бы мы смогли удержать свое тело в
Поэтому я сидел в тишине почти два часа, пока в моих ушах снова не зазвучало непрерывное тиканье времени. Я снова открыл глаза.
Я смотрел на толстые колонны зала, поддерживающие тяжелую крышу и удивительно напоминавшие огромные стебли папируса. Их стволы кое-где освещали солнечные лучи, проникавшие сквозь отверстия в крыше и озарявшие их раскрашенные рельефы. На них был изображен фараон, стоящий во время обряда перед одним из почитаемых в его эпоху богов или приведенный к самому великому Осирису. Здесь были ряды иероглифов, выглядящих для непосвященных загадочно. Сам Сети видел эти покрытые письменами колонны с выступающими базами. Я ненадолго вытянул затекшие ноги, а затем поднялся и отправился осмотреться. Я прошел сквозь высокие помещения мимо имеющих сводчатые потолки святилищ, чтобы поближе изучить настенные росписи, чьи голубой, зеленый, красный и желтый цвета выглядели не менее свежими, чем белый, похожий на мрамор известняк, служивший им фоном. А между тем рука мастера нанесла их на стену три с половиной тысячи лет назад!
Безжалостное время рано или поздно должно разрушить тонкую красоту женщин, но твердая, вырезанная в камне прелесть этих изображений, кажется, бросила этому разбойнику вызов.
В чем секрет древних растирателей пигментов, чьи ярко-красный и синий цвета до сих пор сохраняют сочность? И почему сегодня мы не можем изготовить такие краски? Насыщенности оттенков соответствовали прекрасные рисунки и великолепные рельефы, сделанные руками ремесленников, которые некогда трудились на том самом месте, где теперь стоял в раздумьях я, и изобразили на белом камне таинственную жизнь исчезнувшего Египта. Везде виднелись образы царя, поклоняющегося верховным богам и получающего от них благословения. В этом замечательном храме, не посвященном, как обычно, целиком какому-то одному божеству, почитали нескольких богов египетского пантеона, у каждого из которых была своя молельня. Их изображения на росписях или рельефах включались в религиозные сцены, хотя главным среди них оставался Осирис. Семь сводчатых помещений, сложенных из больших блоков камня, тянулись от одного архитрава до другого. Среди прочих богов там почитались Хор, Исида, Птах и Харахти.
Исида – великая сокрытая Мать Мудрости – представала во всей своей материнской нежности. Она протягивала руку и касалась плеча благочестивого фараона. Рядом плыла ее священная ладья, в центре которой находилась искусно сделанная и украшенная лотосами молельня, а добрые воды и послушные ветры были готовы унести ее в те райские области, где жили боги, богини и благословленные ими люди. Дураки, смотрящие на эту картину, удивляются, как древние египтяне могли быть настолько глупыми, чтобы верить в подобные вещи, в богов, полностью исчезнувших сегодня, и в священные барки, уносящие блаженных на небеса. На самом деле лодки были всего лишь символом, частью сакрального языка, который элита Древнего мира понимала прекрасно, а современный человек едва ли способен осознать. Боги же были далеки от вымысла. В бесконечной вселенной Господа есть место для других высших по отношению к человеку существ, и, хотя в различные эпохи эти божества принимали разные формы и имена, они не меняли своих природных свойств.
Как и Плутарх, я считаю, что «у разных народов, варваров и греков, не разные боги; солнце, луна, небо, земля и море являются общими для всех людей, но разные народы называют их по-разному».
И если сейчас мы больше не видим тех богов, то дело их не закончено, они могли лишь отойти в области менее ощутимые для наших физических чувств. Тем не менее мы остались в сфере их влияния. Они все еще наблюдают за миром, который был вверен их заботам, и по-прежнему управляют ходом человеческой эволюции, даже если не проявляются больше в видимых земных обликах. Я верю, как верили древние египтяне, что боги являются сверхъестественными существами, которые наблюдают за развитием вселенной и благополучием человечества, скрыто управляют судьбами людей, руководят их основными поступками и, наконец, ведут всех и вся к полному совершенству.