В поисках Нигера
Шрифт:
Один раз Фридрих чуть было не выдал себя. Это случилось в оазисе Сива, который за шесть лет до того посетил другой европейский путешественник, В. Браун, оставивший интересное описание встреченных там древних развалин. Хорнеман не мог удержаться и все время стоянки каравана посвятил изучению этих руин. «Ты, несомненно, христианин, — решили жители оазиса, наблюдавшие, как он делает зарисовки и измерения, — иначе, зачем тебе так часто ходить смотреть эти постройки, созданные неверными». С большим трудом удалось Хорнеману восстановить свою репутацию «правоверного мусульманина», и то лишь после того как он продемонстрировал отличное знание Корана.
Из Сивы караван направился к оазису Ауджила, древнему торговому центру, о котором упоминал еще Геродот. Там задержались на двенадцать дней,
В мурзук прибыли спустя семьдесят четыре дня после того, как вышли из Каира. Прежде всего с караванщиков потребовали уплатить таможенные пошлины. Затем правитель Мурзука из семьи Караманлы[16] (Хорнеман называет его султаном) со своими придворными приветствовал вновь прибывших у ворот города. Султан сидел в кресле, напоминавшем трон, в окружении стражи, состоявшей из мамлюков и негров-невольников, с обнаженными мечами, алебардами и пиками. По одному подходили купцы, снимали по обычаю обувь и лобызали царственную руку. Последним выступал глава каравана под зеленым мусульманским знаменем и с ценными подношениями правителю. Тот милостиво отпустил всех, пообещал подарки и угощение «каждой палатке». Церемония закончилась.
В Мурзуке Хорнеману не повезло. Караван в страны хауса отправился всего за несколько дней до прибытия европейских путешественников в столицу Феццана. Местный климат подействовал на них плохо: оба вскоре заболели малярией, причем Френденбург вскоре умер.
Вынужденная задержка до прихода следующего каравана на юг была использована Хорнеманом прежде всего для того, чтобы восстановить по памяти дневник путешествия из Каира в Феццан, уничтоженный в пустыне Френденбургом, который опасался, что эти записки могут изобличить в них европейцев и погубить[17].
Хорнеман хотел было предпринять небольшие поездки в соседние страны, но ему пришлось отказаться от своих намерений, так как Феццан находился в состоянии войны с туарегскими племенами, хозяевами дорог в пустыне. Оставалась одна возможность — совершить поездку на северное побережье, в Триполи. Там Хорнеман вновь встретил Мухаммеда ДТиса и познакомился с британским вице-консулом Брайаном Макдонафом. Они представили молодого человека паше Триполи[18], и путешественник поспешил заручиться его рекомендациями, так как наступило время, писал он Бэнксу 19 августа, когда «всякого чужестранца принимают за французского шпиона». Паша снабдил Хорнемана письмами в самые удаленные пункты предполагаемого пути по маршруту Агадес — Кацина — Кеби— Нуле.
В Мурзук Хорнеман возвратился спустя почти год, в январе 1800 года. Там он вскоре свел знакомство с одним из вождей Борну, которого он именовал «шерифом»[19]. В компании этого интересного человека, который сам совершил много путешествий по Африке, Фридрих решил пересечь пустыню в южном направлении. О своем намерении он сообщил Бэнксу 20 февраля. Но лишь спустя полтора месяца, 6 апреля, караван был готов двинуться в путь. За несколько часов до выхода из Мурзука Хорнеман написал последнее письмо Бэнксу: «Здоровье мое в отличном состоянии, прекрасно акклиматизировался, достаточно изучил манеру поведения моих спутников-торговцев, бегло говорю по-арабски, немного — на языке Борну; хорошо вооружен и достаточно воинственно настроен, нахожусь под защитой двух великих шерифов. Все это позволяет надеяться на успех задуманного предприятия». Матери Фридрих сообщал: «Я совсем превратился в африканца и чувствую себя здесь, как дома, но, несмотря на это, я обязательно возвращусь, и даже обещаю, что не привезу с собой местной красавицы».
И на этот раз Хорнеман путешествовал под чужим обличьем. Он неизменно придерживался мнения, что «замысел путешествовать в качестве мусульманина в этих странах, населенных подозрительным и фанатичным народом… трудно осуществим только вначале. Затем это сразу становится намного безопаснее и удобнее». Путешественник намеревался прожить около двух лет в странах хауса и за это время собрать как можно больше достоверных сведений о местных народах и жителях соседних областей по Нижнему Нигеру. Он просил Африканское общество не разыскивать его и не наводить о нем справок у британских консулов и других европейцев, чтобы не возбуждать подозрений в том, что он христианин. «Обществу не следует посылать другого путешественника до моего возвращения, которое, я думаю, произойдет около 1802 года», — писал Хорнеман Бэнксу.
В Феццане Хорнеман получил от купцов хауса довольно пространные сведения о Нигере — основной цели своего путешествия. «Эта река, которую видел Парк на пути к Томбукту, поворачивает к югу от Хауса. Она орошает Нупе и Кеби, где называется Джулби[20], и несет свои воды далее на восток по провинциям Борну, принимая там название Чад (что означает «большая вода»); в некоторых странах хауса ее называют Гаора[21]».
Из расспросов жителей стран хауса и Борну вытекало, что река якобы затем еще раз поворачивает на юго-восток и «течет… к Сеннару; другие доказывали, что она проходит по территории Дарфура, не меняя своего восточного направления, и достигает Каира, будучи одной рекой с египетским Нилом». Теперь нам совершенно ясно, что те, кого расспрашивал Хорнеман, основывали свои сведения на противоречивых слухах и ошибочно принимали за Нигер то Бенуэ, то Шари, то Бахр-эль-Араб, а может быть, даже и реки бассейна Убанги — северного притока Конго.
Незадолго до выезда Хорнемана в Борну житель Каира, побывавший в Дарфуре, также уверял путешественника в том, что, «вне всякого сомнения, Нигер и Нил связаны между собой»; проплыть из одной реки в другую, как утверждал этот человек, можно только и дождливый сезон, в засушливый же период Нигер в тех районах пересыхает (этот рассказ мы находим в письме Хорнемана, направленном Бэнксу из Мурзука 6 апреля 1800 года).
Все изыскания Хорнемана в этой области вели к неправильным предположениям. В результате вопрос об истоках Нигера, вместо того чтобы проясняться, только еще больше запутывался. В этом нет, однако, вины путешественника. Более того, хотя сведения, которые Хорнеман получал, были весьма противоречивыми, сопоставляя их, он пришел и к некоторым верным выводам. В запутанном клубке ложных или содержавших лишь небольшую долю правды сообщений Хорнеману удалось усмотреть действительное взаимное расположение рек Нигер, Бенуэ, Шари. Наиболее подробные данные относились к озеру Чад, которое местные жители всегда называли «большой рекой». Правда, путешественник так и не смог понять» что это — озеро. Сбивало с толку то, что, будучи очень мелким, Чад сильно меняет свои размеры и очертания береговой линии, резко уменьшаясь в сухой сезон; зато во время дождей озеро разливается на огромных пространствах.
Впрочем, сведения, сообщенные Хорнеманом о Нигере, не оказали серьезного влияния на точку зрения английских ученых. Самые авторитетные географы того времени не допускали вероятности, чтобы «Нигер, проделав путь в 2250 британских миль по прямому направлению от его истоков, не нашел стока в более низком месте, чем страны, откуда вытекает Нил». Белый Нил питается из заболоченных районов в восточной части континента, а не с высоких горных территорий на западе, где должны были находиться, по предположениям Хорнемана, истоки Нигера (заметим пока только, что в этом вопросе он был совершенно прав).
Хорнеман узнал в Феццане сравнительно мало нового и интересного о соседних государствах Центральной Сахары и Центрального Судана. И все же сообщаемые им данные имели определенную ценность. Прежде всего были развеяны те нелепые, фантастические вымыслы об африканцах, которые все еще имели хождение в Европе. Хорнеман писал Бэнксу, что «христиан[22] и хвостатых людей в глубинных районах Африки, я полагаю, никогда не обнаружат» (письмо от 19 августа 1799 года). В конце своего дневника он еще раз подчеркивал, что «оставляет без внимания все россказни о людях с хвостами, без шеи, волос и т. д.».