В поисках Нигера
Шрифт:
Комитет общества одобрил доклад Парка и принял решение как можно скорее подготовить к печати его дневник. С этой задачей путешественник справился. Хотя, как явствует из переписки Бэнкса с секретарем общества Эдвардсом, вначале Парк был не в ладах с литературным языком, и Эдвардс (сам написавший интересную книгу по истории Вест-Индии) помогал ему в работе над стилем. Впоследствии участие Эдвардса в подготовке дневников к печати было сильно преувеличено; его биографы чуть ли не приписывали секретарю общества авторство книги, во всяком случае — первого тома. Разумеется, Эдвардс не мог написать или даже переписать все путевые записки. Как признавался он Бэнксу 30 января 1799 года (спустя несколько месяцев после начала совместной работы), «Парк с триумфом продвигается вперед — он так сильно улучшил свой стиль, что его дневник сейчас нуждается лишь в очень небольших исправлениях». Однако в некоторых разделах дневника простота и естественность, свойственные стилю Парка, уступают место вычурности и предвзятым высказываниям, которые выдают перо Эдвардса.
В апреле 1799 года путевые записки были опубликованы. Весь тираж — 1500 экземпляров — оказался распроданным в течение недели. В том же году последовали второе и третье издания, а в 1800 году — четвертое. Дневник был переведен на французский, немецкий и другие языки. Книга была хорошо встречена и читателями России, которые познакомились с ней в переводе французского ученого, профессора Сорбонны, аббата де Вуазена.
В предисловии Парк дает оценку своему труду, отмечая, что «в основу его композиции легли только правдивые факты». Действительно, дневник поражает четкостью и целенаправленностью; сдержанно ведется рассказ о странствиях, с образцовой точностью воспроизводятся наблюдения. Вместе с тем путешественник не просто регистрирует события, но и рассматривает проблемы, имевшие в тот период особую актуальность для Африки. Книга показывает довольно многостороннюю картину жизни тогдашней Африки, почти незнакомой широкому читателю. Превосходны главы, посвященные описанию образа жизни малинке, бамбара. Автор отмечает, что эти народы создали в дебрях Африки большие, плотно населенные государства, достигшие более высокого развития, чем те, которые существуют на побережье. Парк затрагивает такие вопросы, как домашнее рабство, характер и причины частых междоусобных войн, которые ведут африканские народы. При этом автор про являет себя не только хорошо подготовленным, но и вполне беспристрастным исследователем. Несмотря на то что ему довелось испытать много невзгод по вине местной знати (привыкшей собирать высокие пошлины с путников, главным образом торговцев), Парк сохраняет объективный тон. Он стремится понять действия тех или других лиц, с которыми его сталкивала судьба. Гак, по поводу поползновений на его имущество и товары Парк пишет следующее: «До того как объявить эти народы более испорченными, чем другие, следует подумать, поступили бы с большей честностью по отношению к чужестранцу в подобных обстоятельствах более развитые народы Европы или нет». Парк высказывает сомнение в том, что у индийского торговца, странствующего по Англии со шкатулкой драгоценных камней, сохранились бы его ценности.
В то же время большинство африканцев относились к путнику с участием, сочувствовали ему в беде и окапывали посильную помощь в лишениях. С особенной теплотой вспоминает Парк об африканских женщинах, которые всегда давали пищу голодному страннику, выхаживали его во время болезни и оказывали покровительство в той мере, в какой это было в их власти.
Одна из глав дневника Парка посвящена рабству в Африке и заслуживает особого внимания. В ней рассматриваются способы и методы обращения африканцев в рабов и, в частности, отмечается, что институт рабства существовал в Африке с древнейших времен; а в заключение приводится весьма двусмысленное высказывание, вокруг которого впоследствии разгорелись жаркие споры. Слова о том, что «запрещение европейской работорговли при нынешнем непросвещенном состоянии умов (африканцев) не будет иметь такого широкого и положительного эффекта, как хотели бы думать многие мудрые и значительные люди», звучали вызывающе. Не только в этой фразе, но, пожалуй, и «во всем тоне, стиле и высказываниях, приведенных в разделе о рабстве в Африке, нельзя не усмотреть руку Эдвардса», — признавали издатели дневника Парка. Действительно, проведший большую часть своей жизни в Вест-Индии и наживший там огромное состояние, Эдвардс выступал с середины 90-х годов XVIII века яростным противником запрещения работорговли и рабского труда на плантациях. Не удивительно, что он воспользовался зависимым положением Парка, который жаждал поскорее увидеть свой труд напечатанным.
Так или иначе, это заявление, сделанное в период ожесточенной борьбы за отмену торговли невольниками, было немедленно использовано противниками аболлиционистов, и сам путешественник попал в число защитников работорговли. Между тем друзья и родственники Парка отмечали, что он часто выражал свое негодование по адресу работорговцев и порицал использование труда невольников на плантациях, едва об этом заходила речь. Однако сам Парк «считал запрещение работорговли делом государственной политики, и поэтому полагал, что он не вправе высказывать свое частное мнение по вопросу такой важности, которым занимаются законодательные власти».
Под воздействием ли этих соображений или стараниями Эдвардса, но в дневниках путешественника нет ни слова об истинных вдохновителях работорговли, о европейских невольничьих рынках, о пагубном влиянии торговли людьми на Африку и т. д. Однако, несмотря на это «намеренное молчание», факты, которые приведены в книге о бесчеловечности хозяев невольничьих караванов, жестоком обращении с рабами, ужасах рабской доли, говорят сами за себя. Они свидетельствуют, что Парк не мог не быть врагом работорговли. И уж во всяком случае он никогда не стал бы выступать против запрещения торговли невольниками, как пытались утверждать в то время некоторые политические деятели и официальные британские биографы знаменитого путешественника.
Среди результатов первого путешествия Парка на первом месте по научной значимости стояло решение вопроса о направлении течения Нигера. Это было действительно крупнейшее научное достижение. Однако Парк, доказав, что река течет на восток, не ответил на другой вопрос: куда она впадает? И больше того: «реабилитация» точки зрения Геродота воскресила предположение географов древности о слиянии Нигера и Нила; в самом деле, раз воды Нигера текут с запада на восток, почему они не могут где-то в не исследованных еще центральных областях Африки слиться с водами Нила? Правда, этот взгляд встретил возражения; против него, в частности, высказался такой крупный ученый, как английский географ Джеймс Реннел (о нем у нас еще пойдет речь). Но когда европейские путешественники расспрашивали, например, египтян, туманные ответы людей, которые сами не больно-то хорошо представляли себе, где Нил начинается и какие реки в него впадают, можно было истолковать и в том смысле, что и Нил действительно вливается где-то далеко на юге большая река с Запада. Тем более что на тех, кто получил традиционное мусульманское образование, могли нанять воззрения арабских предшественников ал-Идриси, а для них единство «Нила Египта» и «Нила черных» было само собой разумеющимся. И когда в 1797 году Африканское общество дало задание очередному исследователю попытаться достигнуть Нигера с севера, молодой немецкий ученый Фридрих Хорнеман, которому предстояло осуществить эту задачу, решительно примкнул к сторонникам теории единого Нигера — Нила.
ХОРНЕМАН
(1797–1802)
Весной 1796 года, когда Парк находился еще на пути к Нигеру, в Африканском обществе не сомневались, что он в недалеком будущем откроет исток и верховья реки. Теперь, по мнению Бэнкса и его коллег, было самое время обратить внимание на ее среднее течение. Отсюда и возник проект попытки проникнуть во внутренние области Африки с севера, по древней караванной дороге через Сахару. Дело было за человеком, которому можно было бы поручить такую миссию.
И как раз этой же весной Бэнкс получил письмо из Гёттингена. Известный анатом и антрополог профессор Блюменбах настоятельно рекомендовал вниманию казначея общества двадцатичетырехлетнего Фридриха Хорнемана, которого знал с 1791 года, еще с тех пор, когда тот учился в Гёттингенском университете. «Я досконально изучил его характер, способности, особенности, — писал Блюменбах, — и теперь могу с уверенностью утверждать, что вряд ли найдется другой человек, более подходящий для осуществления задуманного Вами предприятия». Профессор заверял Бэнкса, что мог бы сам заняться подготовкой Хорнемана к будущей экспедиции. С ним молодой человек будет изучать географию, историю, минералогию и ботанику Африки, а с его коллегами— арабский язык, математику и астрономию. Профессора-медики обеспечат Хорнеману определенный минимум медицинских знаний.
Предложение было заманчивым, но Бэнкс ответил осторожно: «Если Хорнеман действительно таков, каким Вы его описываете, то он весьма напоминает человека, поисками которого мы как раз заняты». Блюменбах был уверен в своем протеже и сразу же переправил ответ в Ганновер, где Хорнеман работал учителем. К великому удивлению профессора, Фридрих появился на пороге его кабинета задолго до того, как письмо, по всем расчетам, должно было прийти в Ганновер. Выяснилось, что о письме Бэнкса молодой человек ничего не знает: он просто решил совершить для тренировки пеший переход от Ганновера до Гёттингена, ведь если ему предстоит поехать в Африку, там придется много путешествовать пешком.
Да, Фридрих Хорнеман готовил себя к Африке с детских лет. Еще в школе он с упоением рассказывал товарищам вычитанные из книг о путешествиях истории о тропических странах. В университете он все свободное время тратил на сбор географических, этнографических и исторических сведений об Африканском континенте. И Блюменбах, почувствовавший в Хорнемане настоящий талант исследователя, решительно поддержал намерение студента посвятить себя изучению неизведанных стран Африки.
Узнав об ответе из Лондона, Хорнеман за одну ночь составил подробный план экспедиции к Нигеру с северного направления, и наутро этот план был отослан в Африканское общество. Он предусматривал обширную программу исследований в Кацине и соседних странах: изучение языка, религии, форм правления и отношений между правителями и подданными, нравов и обычаев жителей, организации и тактики войска, наконец, — проблем работорговли.