В поисках правосудия: Арест активов
Шрифт:
Как и все, я не люблю очередей, но дело было не в этом. Произошло что-то нехорошее. Это казалось маловероятным, но внимание к Трампу, Путину и их возможному сговору было настолько велико, что я невольно задумался, не заключили ли они какую-то грязную сделку в отношении меня у всех за спиной.
Но как это выяснить? Я не мог просто взять и позвонить в посольство США в Лондоне и спросить, нет ли меня в списке невъездных, составленном Трампом и Путиным. Уверен, что они ничего не знали, а если и знали, то не сказали бы.
Логика подсказывала, что первым делом нужно выяснить, была ли отозвана моя американская виза или проблема в программе
Я зашел на сайт ЭСАП, чтобы проверить статус моей визы, но ничего конкретного там не было.
Самым простым способом проверить, не аннулирована ли виза, было купить возвратный авиабилет и зарегистрироваться на рейс онлайн. Если авиакомпания выдаст электронный посадочный талон, значит, с ЭСАП всё в порядке. Но этого не произошло: в автоматическом сообщении на сайте авиакомпании «Юнайтед» говорилось, что они не могут оформить посадочный талон и просят меня подойти к их стойке регистрации в аэропорту для решения проблемы.
На метро я доехал до вокзала Паддингтон, а потом на экспрессе до аэропорта Хитроу. Вся поездка заняла меньше часа. Я нашел ближайшую стойку регистрации и встал в небольшую очередь. Подойдя к окошку и поздоровавшись с дежурным, я протянул свой паспорт. Он ввел мои данные в систему. Тишина. Он повторил ввод. По-прежнему ничего. Я поинтересовался, в чем дело. В растерянности он подозвал супервайзера. Ее попытки ввода тоже не увенчались успехом. Она позвонила, как я предположил, представителю ПТС США в Хитроу и попросила подойти к ее рабочему месту. Меня она попросила подождать, добавив, что сообщит, как только всё уладит.
Через несколько минут она взглянула на меня. Кислое выражение ее лица говорило даже больше, чем последующая фраза.
— Мне очень жаль, господин Браудер, но ваш ЭСАП недействителен.
— Почему? Что-то случилось?
— Мне не сообщили причину.
— Что же мне делать?
— Я бы посоветовала обратиться в американское посольство. Мне очень жаль, но мы ничем не можем вам помочь.
В раздумьях я отошел от стойки. Я понимал, что всё это каким-то образом связано с Кремлем. Но как они смогли заставить Америку пойти на уступки? Если это действительно приватная сделка между Трампом и Путиным, то у меня большие проблемы.
В экспрессе на обратном пути я пытался найти логическое объяснение, не связанное с Трампом и Путиным. Единственное, что приходило в голову, — это вероятность участия Интерпола, а не беспочвенная конспирология.
В офисе я зашел на сайт Интерпола посмотреть, есть ли я в их публичном списке разыскиваемых. Меня там не было, но это было слабым утешением: Интерпол публикует только малую часть базы разыскиваемых. Большинство людей, попавших в нее, даже и не подозревают об этом, пока их не арестуют на границе и не уведут в наручниках.
Эту загадку можно было разгадать за секунду, если бы только взглянуть на полный список Интерпола, но для обычного человека это невозможно. Доступ к нему имели только правоохранительные органы.
В ходе нашего расследования пути грязных денег мы познакомились со многими полицейскими и прокурорами из разных стран. Я решил спросить у них, но ответ был один: «Билл, вы же знаете, что я не могу этого разглашать», а некоторые вообще были разочарованы тем, что я задал такой вопрос.
Я продолжал методично идти по своему списку контактов, надеясь, что не сожгу все мосты. Но это было необходимо. Наконец я дозвонился до человека, с которым встречался всего раз. Я ожидал, что ответ будет похож на остальные, но, к моему удивлению, он весело ответил: «Конечно, дайте мне минутку», как нечто само собой разумеющееся. Я услышал звуки ударов по клавиатуре, и через полминуты он вернулся.
— Да, похоже, в системе что-то есть.
— Откуда? — уже зная ответ, спросил я.
— Из России.
— Когда был сделан запрос?
— В прошлый вторник.
Это было 17 октября. Именно в этот день Сенат Канады принял закон Магнитского. Этот запрос на арест через Интерпол был прямым ответом Кремля.
С этой новостью и с вопросом, есть ли связь между проблемой с моим ЭСАП и запросом через Интерпол, я позвонил Патрику Дэвису в офис сенатора Грассли. Выяснив это у Погранично-таможенной службы США, он вернулся с подтверждением, что, действительно, система ЭСАП синхронизируется с системой Интерпола. Все, кого разыскивает Интерпол, автоматически теряют ЭСАП.
Никто в Америке меня не преследовал, и я почувствовал себя глупо еще и из-за этих мыслей о заговоре. Конечно, президент США, кем бы он ни был, не стал бы согласовывать свои действия с Путиным.
И тем не менее эта ситуация была глубоко ироничной. После убийства Сергея одной из моих главных целей в жизни стало добиться запрета на въезд в США и другие страны с верховенством закона российским коррупционерам, но вместо этого Путин с помощью Интерпола закрыл въезд в Америку мне.
К счастью, этот запрет продлился недолго. Дело получило огласку в воскресенье вечером. В журнале «Национальное обозрение» (англ. National Review) вышла статья моего друга Джея Нордлингера под заголовком «Почему Биллу Браудеру запретили въезд в Америку?». Ответ был быстрым и громким. Первой реакцией многих, как и моей изначально, было ощущение, что Америка погружается во тьму. Неужели мы теперь живем в мире, где несогласным с Путиным запрещен въезд в Штаты только потому, что Трамп стал президентом?
Утром сенаторы Маккейн и Кардин опубликовали совместный пресс-релиз от обеих партий, в котором требовали немедленно восстановить мою визу. «Работа г-на Браудера помогла очистить нашу финансовую систему от коррупционеров... Было бы прискорбно, если бы Соединенные Штаты Америки запретили ему въезд на основании решений тех же российских чиновников, против которых и был принят [закон Магнитского]».
Через два часа моя ЭСАП-виза была восстановлена Министерством внутренней безопасности.
А еще через два дня Интерпол аннулировал этот российский запрос в своей базе данных, обязав все 192 страны-участницы удалить любое упоминание обо мне из своих национальных систем.
Это поражение было унизительным для Путина, но одну систему он всё же хорошо контролировал — судебную систему России. Тверской районный суд Москвы 29 декабря 2017 года признал нас с Иваном виновными в новых «преступлениях». Ивана приговорили к восьми годам, а меня — к девяти, причем обоих заочно.
Восемнадцать лет лагерей — общий срок, предписанный мне Кремлем, если меня когда-нибудь экстрадируют в Москву.