В поисках утраченных предков. Роман-исследование
Шрифт:
Но уже не мне!
И портье смотрел на меня, как на пустое место…
Когда блестящий писатель и гениальный композитор, оставшись без фишек, задышали мне в затылок с новыми советами, я засунул оставшееся богатство в карман и сказал, что беру тайм-аут. Я простоял у стола около часа и чувствовал, что тупею. Попутчики, потеряв ко мне интерес, пожелали ни пуха, ни пера и пошли спать.
Пройдясь по открытой палубе, я подышал свежим воздухом и принял решение: либо проигрывать, либо выигрывать. Деньги и впрямь халявные. Что я, как Гобсек, чахну над пластмассовыми кружочками,
Решено!
Тупо поставить все оставшиеся фишки на красное. Проиграл – пошел спать. Выиграл – также тупо поменять цвет, не откладывая про запас ни одной фишки.
Ставить все!
И не смотреть в глаза портье, молодому белобрысому шведу. Видеть только его руки. Всё! Последовательно менять цвета – и будь, что будет. В каюту за деньгами не бегать. В азарт не впадать. В глаза не смотреть. В долг не брать…
Мне стало легче. Я увидел себя со стороны… Машина для выполнения заданной функции. Ноль эмоций.
Подошел к опустевшему столу, над которым ярко светила конусная лампа. Портье отложил журнал и встал.
– Вуд ю лайк ту континио? (Вы хотите продолжить?)
Я вытащил из кармана фишки и сложил их в стопки по десять штук каждая. Получилось три стопочки. Кивнул портье: «Камон!» (Давай!)
Запрыгал шарик.
Двинул стопки на красное и стал разглядывать людей в баре.
– Red! – объявил портье. И отсчитал мне фишки. Тридцать штук.
Теперь у меня было шесть стопочек по десять фишек. Поставил их на черное поле, кивнул: «Камон!» – и, заложив руки за спину, прогулялся к стойке бара. Я слышал, как скачет по рулетке шарик. Взял сувенирный коробок спичек, прикурил и не спеша вернулся к столу.
– Black! – объявил портье.
Я и сам видел, где успокоился шарик.
Потом портье менял мне фишки на более крупный калибр, я рассеянно смотрел по сторонам, провожал взглядами женщин, выходящих из музыкального салона, позевывал, прохаживался вдоль стола и не смотрел на портье и мечущийся по кругу шарик.
Шесть раз шарик строго следовал теории вероятностей, послушно меняя красные и черные поля цифр. Шесть раз я ставил на свой цвет и снимал растущий в геометрической прогрессии выигрыш.
Седьмого раза не случилось. Я сделал руками понятный всем жест «Стоп!» и поднял на портье глаза. Он смотрел вполне равнодушно. Делал вид, что хочет спать. Он дал мне поднос для фишек, я отнес их в бар напротив и получил деньги. Четыре тысячи крон. Пятьсот долларов.
– Что-нибудь налить? – поинтересовался бармен.
– Мы же, русские люди, вообще не пьем, – сказал я. – Это наша национальная особенность…
– Это то-о-очно, – рассмеялся бармен. – Нам это дико. Хорошо вы его обули. Бедный эстонец теперь спать не будет.
– Эстонец? Я думал, швед. Знал бы, говорил с ним по-русски.
– Эстонец! Они тут прикидываются, что русского языка не понимают. По контракту со шведами работает. Шведы игорный бизнес на теплоходе купили. К тому все идет, что скоро и сам теплоход купят…
Подошла девица. Длинноногая, вполне симпатичная.
– Мне шампанского, – сказала томно и покосилась на меня. – Почему молодой человек не танцует?
– Мысленно с вами, – кивнул я. – Спокойной ночи!
– Лучше бы не мысленно…
У выхода я обернулся. Они с барменом курили, сблизившись головами. Девица тянула пепси.
В Стокгольме на экологической стоянке я купил потрепанную «Вольво» ровно за пятьсот долларов. В Питере мне ее подварили, подкрасили, кое-что заменили. Я отдал ремонтникам большую часть гонорара и теперь езжу на этой «Вольво». Добрая, вместительная машина. Я показал рукой за окно. Если бы русские писатели не умели выигрывать в рулетку, на что бы они покупали машины? Вот так сейчас и живут русские писатели.
Можно сказать, что встреча закончилась в теплой, дружеской обстановке. Не исключено, что студенты приняли меня за автора романа «Игрок», иногда пишущего под псевдонимом Достоевский. Мика ухватила целую пачку моих книг, попросила Катрин выписать квитанцию, а меня – поставить автографы. Катька налила всем желающим по рюмке вина. Мне – газировки.
Я вышел на улицу и с удовольствием закурил. Шведы тянулись из магазина и вежливо кивали: «Хей!», «Бай!», «До свидания!» У них в руках поблескивали обложкой мои книги. Хороший все-таки художник Сергей Лемехов – оформил «Ненайденный клад» на славу. Прочитал рукопись, пригласил в мастерскую и показал иллюстрации: я увидел своих героев живьем. Какими представлял, когда писал, такими и увидел. Фантастика какая-то!..
…Меня тронули за локоть. Смуглый лысоватый мужчина в костюме и галстуке с кожаной папкой в руке. Искренняя улыбка.
– Димитрий Каралис?
– Йес. Ю ар Димитриус Каралис ту?
– О, йес!
Мы задержали наши ладони в рукопожатии, разглядывая друг друга. Улыбаемся. И я вижу, что он видит, что мы похожи друг на друга! Рассмеялись.
– Я стоял у дверей и все слышал. Может быть, зайдем в кафе, поговорим?
Катька оказалась тут как тут. И сразу затарахтела.
Она очень рада нашей исторической встрече, она сейчас закроет магазин и готова помочь нам в контактах. Она тарахтела попеременно: по-шведски – по-русски, по-русски – по-шведски и при этом успевала поглядывать на свое отражение в витрине магазина и поправлять прическу. Мы с Катькой словно собрались на пикник: я – в шортах, она – в обтягивающих брюках и в легкой блузке без лифчика. Димитриус – как с дипломатического приема.
8. Полным-полно греков!
В уличном кафе за углом, куда привел нас Димитриус, нам первым делом была объяснена причина пиджачной пары и галстука в жаркий день.
Димитриус с профсоюзными коллегами ездил на встречу с руководителями отрасли по поводу идущей забастовки электриков. В очередных условиях не сошлись и перенесли встречу. Бастуют они из-за условий оплаты и отпусков. А по правде сказать, просто дуркуют, потому что во всей Швеции в мае не работает ни одно предприятие. Это у них эстетическая позиция такая – бастовать в мае. Шведская модель социализма…