В поисках Золотого тельца
Шрифт:
Краем глаза я заметил возвращение Танелюка.
– А сразу после выпивки я объявляю белый танец! Маэстро, музыку.
Ребята заиграли «Сиреневый туман».
По дороге я спросил Крошкина:
– Шура, Веру не видел?
Он отрицательно покачал головой.
– Ладно, - говорю, - я её найду. Идите, пляшите, изображайте веселье.
Глава 17
Настроен я был решительно. Я был готов обыскать весь дом, а найдя Веру, я собирался объявить Гарроту и сворачивать всё это
Мне не пришлось обыскивать весь дом. Я нашёл их в нашей комнате для гостей.
Она лежала под ним в разорванной блузке, плоская, как крышка рояля, и беззвучно плакала. Если бы не слезы на её лице, я бы подумал, что он занимается с ней этим с её согласия, потому что она не оказывала ни малейшего сопротивления. Просто лежала и плакала.
Он не услышал, как я вошёл. Он продолжал хрипеть и совершать резкие тазобедренные рывки.
Я не успел ничего сообразить. Рефлексы действовали без участия головного мозга. Я схватил со стола Бог весть откуда взявшуюся бутылку шампанского и со всей силы ударил его по голове.
Бутылка разбилась, шампанское шипело, смешиваясь с кровью, брызнувшей из затылка Никиты. Вера запищала и ужом выползла из-под обездвиженного тела. Я прикрыл ей рот ладонью и зашептал:
– Тише, тише, Верочка… Тише, умоляю тебя… Всё в порядке, он без сознания…
Только в эту секунду заработал мой мозг, но с большим опозданием, и в нём пульсировала только одна мысль: «Э, что здесь происходит?»
– Он набросился на меня, - всхлипывая, заговорила Вера. – Я ничего… ничего не могла поделать…
– Всё в порядке, - продолжал я твердить одно и то же. – Ты в безопасности…
– Он жив?
В мозгу запульсировала другая мысль: « Чёрт, ты прикончил этого ублюдка! Тебе капец!»
Я нагнулся над телом Никиты и прощупал пульс. Слава Богу, он был. Слабый, но был.
Я попытался собраться с мыслями и взять себя в руки.
– Так, - сказал я вслух, - ничего страшного. Он жив. Всего лишь травма на затылке. Для такого бугая – сущие пустяки. Переоденься и беги к своему парню. Уезжайте.
– А вы?
– Я соберу всех, и мы тоже поедем. Не стой, переодевайся.
Ничуть меня не стесняясь, она сняла блузку. Я отвернулся.
– И ничего не бойся. Он не станет качать права, когда придёт в себя. Ведь он пытался тебя изнасиловать, правильно?
– Спасибо тебе, - услышал я.
– Перестань, я и сам не понял, что произошло…
Она крепко обняла меня сзади за плечи и поцеловала в шею.
– Спасибо, - повторила она, - до встречи.
Я обернулся и посмотрел ей в лицо. Слёзы высохли. Ничто не говорило о том, что несколько минут назад её насиловали.
– Беги, Эллочка, беги…
В коридоре, перед дверью в торжественную залу, я столкнулся со стриптизёршей.
– Вы готовы, Гаррота? – спросил я.
– У меня сегодня ещё два вызова. Я не хочу задерживаться.
– Аналогично, - поддакнул я и вошёл в зал.
Я махнул музыкантам, мол, заканчивайте. Взял микрофон. Рука предательски дрожала.
– А теперь, дорогие мои! Долгожданный сюрприз для мужчин! Будьте любезны, приглушите свет. И слегка расслабьте ремни, для вас сейчас исполнит неприличный танец сама госпожа Гаррота! Встречайте!
Когда заиграла музыка и в зал вплыла стриптизёрша, я подошёл к Крошкину и сказал:
– Срочно сваливаем. Бери Танелюка за шиворот и тащи к машине. Жду вас у входа через минуту.
Спустя минуту они вышли из дома. Седой шёл шаркающей походкой. Его качало из стороны в сторону. Крошкин поддерживал его за руку.
За ними вышел Владимир Владимирович и направился прямо ко мне. У меня всё сжалось внутри и снаружи. Я почувствовал, как всё лицо покрывается потом.
Не к месту вернулась та мысль: «Чёрт, ты прикончил этого ублюдка! Тебе капец».
А главное, до сих пор не понимаю, почему я так поступил. Серьёзно. Я не герой, и мне плевать на Веру. Более того, она мне не нравится. Так какого хрена я схватился за ту чёртову бутылку? Ведь она сама виновата. В таком наряде можно спровоцировать даже мёртвого импотента. А Никита здоровый мужик…
Владимир Владимирович подошёл ко мне вплотную.
– Уже покидаете нас? – спросил он.
– Да, нам пора, - забормотал я. – Мама нашего водителя очень волнуется, когда он возвращается после двенадцати.
– Ясно, - сказал Володя и зевнул.
На душе у меня полегчало. Вряд ли человек будет зевать перед убийством. Значит, он ни о чём ещё не знает.
Мои охламоны уселись в машину.
– Всего доброго, Владимир Владимирович. Береги себя.
– И ты.
Мы пожали друг другу руки.
– Мне понравилось, как ты работал.
– Спасибо, - ответил я. – Надеюсь, мы останемся друзьями.
– Конечно. Ты мне понравился. Ты настоящий.
– Приятно слышать. Счастливо.
Я сел в машину и, захлопнув дверь, приказал:
– Самый полный вперёд!
Мы мчались полтора часа без остановки. В полнейшем молчании. Никто не донимал меня вопросами, а я ничего не желал объяснять.
Когда до Киева оставалось рукой подать, я пошарил в бардачке. Сердце замерло.
– Седой, а где пакет?
– Какой пакет? – спросил он сонным голосом.
– Тот, который я дал тебе в доме… Целлофановый… С деньгами…
– Ты сказал отнести его в машину…
– Я помню, - говорю, - и что?
Седой начал заикаться.