В покоях Синей Бороды
Шрифт:
– Послушай, - сказал Ланс, - если ты останешься здесь завтра хотя бы до полудня, я возьму тебя с собой проведать его, и ты сможешь сама поговорить с врачом.
– Хмм… Должна признать, что мне очень любопытно и да, я согласна на твое предложение. Но я также хотела бы еще успеть посетить галерею Тейт[16].
– Тогда, больше ни слова. И это – свидание, красавица!
***
На следующее утро, после завтрака в отеле, Нэнси и Ланс направились в Хампстед, ныне престижный район Лондона, который раньше был очаровательной деревушкой на севере. Здание клиники, в которой находился Ян, было отличным представителем Елизаветинской архитектуры[17]: величественное деревянно-кирпичное
Доктор Палмер, лечащий врач Яна Перселла, спокойно отвечал на все вопросы Нэнси, однако он признал, что зашел в тупик.
– А могло ли это случиться просто из-за передозировки? – спросила Нэнси.
Доктор Палмер покачал головой.
– Вряд ли. В сущности, у него на лицо все признаки абстинентного синдрома, что говорит нам о том, что он резко прекратил употреблять наркотики. Однако, в эмоциональном плане, он ведет себя так, как будто он испытал ужасный шок, увидел что-то такое, что напугало его до смерти в прямом смысле этого выражения.
Врач нахмурился, и какое-то время колебался, прежде чем произнести:
– Правда, есть еще одно странное обстоятельство…
– Какое же? – нетерпеливо спросила Нэнси.
– У господина Перселла на ноге нашли след от иглы – и, поверьте мне, не в том месте, куда бы он мог ввести иглу сам.
– И о чем это говорит?
Доктор Палмер стесненно пожал плечами.
– Возможно о том, что ему намеренно ввели какой-то наркотик, помрачающий ум, который и довел его до нынешнего дезориентированного состояния. Боюсь, нам остается только надеяться, что время и отдых смогут восстановить его дееспособность.
На обратном пути в центральный Лондон Нэнси обдумывала слова доктора Палмера.
– Как так получилось, что Ян оказался в Полпенни, после того как покинул вашу группу, Ланс?
– Понятия не имею. Он и Боб Эванс были приятелями, им, похоже, нравилось это место. Они часто сматывались туда, чтобы проветриться между бесконечными репетициями и концертами.
Следующей остановкой сыщицы и ее спутника была галерея Тейт – внушительное здание в стиле неоклассицизм, стоящее на набережной Темзы. Как же Нэнси хотелось вновь увидеть фантастические работы Уильяма Блейка и богатые красками акварели Джозефа Тёрнера. Но любимейшим из любимейших мест в галерее для девушки был зал, посвященный викторианским волшебным картинам[18]. Однако самой любимой картиной девушки там была «Мастерский замах сказочного дровосека», созданная английским художником Ричардом Даддом, который умер, так и не сумев объяснить миру значение своего странного шедевра.
– Бог мой, и что же тебе в этом нравится? – прокомментировал Ланс.
– Одним словом – это восхитительно!
Но главный интерес для Нэнси в этот день все же представляла Золотая Маб. Статуэтка была выставлена в зале посреди разнообразных современных и абстрактных скульптурных композиций. На табличке было написано, что статуэтка изображает древнюю кельтскую богиню плодородия и изначально статуэтка была найдена в болотах Сомерсета во времена правления Генриха VIII. Изящная золотая статуэтка представляла собой фигуру женщины, глядящейся в зеркало.
– Тщеславная старая птица, а? – пробормотал Ланс.
– Есть у нее причины, чтобы предаваться тщеславию, - ответила Нэнси.
Как и говорил торговец произведениями искусств, эта Маб держала зеркало в левой руке, и взор ее был обращен влево.
***
На обед уже не оставалось времени, если Нэнси надеялась прибыть в Полпенни в удобное время. Но Ланс повез девушку посмотреть на красочную смену караула, перед тем как отвезти
– Кстати, - как бы невзначай, с улыбкой промолвил Ланс, когда Нэнси садилась на поезд, - у меня для тебя новость-сюрприз.
– Тогда тебе лучше поторопиться! – ответила Нэнси через окно поезда.
Голос в системе местного оповещения уже сообщал о том, что поезд вот-вот тронется.
– Мы с тобой, милая, еще увидимся в Корнуолле!
Сердце Нэнси сделало сальто.
– Одним словом – это… восхитительно!
Девушка высунулась из окна поезда и послала Лансу воздушный поцелуй, в тот самый момент как ее поезд вышел со станции.
Глава 10. Зачарованная земля
Поездка в портовый город Пензанс, который был ближайшей станцией до Полпенни, заняла почти пять часов. Но Нэнси вполне наслаждалась путешествием. Она думала о том, что никогда еще не видела сельскую местность, наполненную столь яркими и живыми зелеными красками – вид из окна был приятным и успокаивающим. Сначала поезд из Лондона был переполнен пассажирами. Однако, к концу путешествия, единственным соседом Нэнси в вагоне оказался краснолицый, одетый в твид и покуривающий трубку старый джентльмен с белыми английскими усами. Нэнси простила джентльмену неприятный табачный запах, исходящий из трубки, из-за интересного разговора, который произошел между ними.
– Была прежде в Корнуолле, юная леди? – спросил он с грубовато-добродушной солдатской прямотой.
– Нет, а мы близко? – спросила в ответ сыщица.
– Река, которую мы только что пересекли – Теймар. Для жителей Корнуолла, любой, кто прибыл с той стороны реки Теймар – иностранец, не важно, англичанин он или нет.
– Похоже, корнуэльцы – очень обособленный народ.
Пожилой джентльмен фыркнул от смеха.
– Что ж, можно и так сказать. И, если подумать, такое отношение отнюдь не одностороннее. Было время, когда детишкам в Девоне говорили, что корнуэльцы рождаются на свет с хвостами!
Нэнси рассмеялась, оценив хорошую шутку.
– Я, кстати, полковник Тремейн. В отставке.
– А я – Нэнси Дрю.
– Американка, я полагаю. Из-за вашего очаровательного акцента.
– Да, хотя по поводу акцента наши мнения разнятся. А вы, случайно, не корнуэлец?
– Ты догадалась по моей фамилии, без сомнения.
– Нет, а почему я должна была?
– Тогда, ты, наверное, не слышала этот старый стишок: «Коль Лан-, Рос-, Кар- иль Пол-, Тре-, Пен- слух уловит твой, то знай, что здесь один из корнцев[19] пред тобой![20]»… Тре- относится и к фамилии Тремейн.
Нэнси довольно улыбнулась.
– Это очень интересно, полковник. Спасибо, что рассказали мне. Но почему корнуэльцы чувствуют себя другими, непохожими? Только ли, потому, что они живут на самом дальнем западном краю Британии, на их отдельном полуострове?
– Осмелюсь сказать, что частично из-за этого. Но люди часто забывают о том, что старая добрая Англия – на самом деле смесь двух враждебных рас.
– Что вы имеете в виду?
– Кельты и англосаксы. Ну, ты знаешь, в фильмах мы слышим, как король Артур и его рыцари говорят на оксфордском английском, что, как ты понимаешь, полнейшая чушь. Они были романизированными кельтами[21] и говорили на древневаллийском или древнекорнском языке, когда они, конечно, не говорили на латинском. Ближе к племени англов по языку были в то время их враги – варварское племя саксов по ту сторону Канала[22]. В конце концов, и кельты, и англосаксы более или менее сошлись вместе, но не раньше, чем кельты были захвачены англосаксами и чуть ли не выгнаны со своего собственного острова.