В полночь упадет звезда
Шрифт:
Офицеры взглянули еще раз на план замка, который за это время составили приехавшие с ними писари, и стали прощаться. Провожая их, управляющий спросил с беспокойством:
— Простите меня за смелость… Я хотел бы спросить… можно ли быть спокойным в отношении нашей барышни?
— Сударь, вы можете быть совершенно спокойны и за нее и за себя. Нам нечего делить с местным населением.
По возвращении капитан Медреа и оба младших лейтенанта были тотчас приняты подполковником Барбатом. Он взглянул на план и согласился с тем, что в замке может разместиться штаб дивизии со всеми своими отделами и вспомогательными службами. Он
— Господин подполковник, как прикажете поступить с гувернанткой? — спросил капитан Медреа перед тем как выйти от начальника штаба.
— Если ее безумие ограничивается только молчанием, то я ничего не имею против того, чтобы она осталась на месте.
На следующий день, до обеда, весь штаб дивизии «Молдова» разместился в замке.
УТРЕННИЕ КОНЦЕРТЫ БАРЫШНИ ГУВЕРНАНТКИ
Шифровальному отделу отвели просторное помещение во втором этаже. В те времена, когда в замке жили хозяева, эта комната служила биллиардным залом. Но сейчас биллиардные столы были припрятаны предусмотрительным графом. Окна комнаты выходили в парк, и из них можно было видеть сверкающую гладь озера, окруженного стволами столетних деревьев.
Шифровальщики скучали, так как на фронте наступило затишье. Они проводили время в болтовне и спорах на самые различные темы, вспоминали истории из школьных и студенческих лет, рассказывали старые анекдоты, обсуждали все события, происходившие в штабе. Болтая так и выкуривая немыслимое количество табака, они не раз упоминали имя Ули Михая.
И хотя эпитеты, которыми шифровальщики награждали своего товарища, вряд ли польстили бы ему, все эти слова были проникнуты симпатией к знаменитому капралу.
Во многом содействовал росту авторитета Ули в глазах его товарищей вызов в штаб «Орла», куда он мог перейти работать в шифровальный отдел.
Вот как объяснил сам Уля тот факт, что его не стали задерживать в высшем штабе:
— Я явился к господину полковнику Поулополу. Встретил он меня очень ласково и спросил, не хочу ли я работать у них, говорит, что слышал обо мне много хорошего. Я думаю, что он имел в виду мою подготовку как шифровальщика.
— Ну конечно, он именно это имел в виду. Должно быть, о твоих успехах у прекрасного пола сведения до него еще не дошли, — пошутил, Мардаре.
— Не «должно быть», а безусловно не дошли, хотя вы и делаете всё возможное, чтобы меня скомпрометировать. Но ты не хочешь узнать, что я ответил Поулополу?
— Еще бы не хотеть!
— «Господин полковник, — сказал я ему, — если это приказ, то мне ничего не остается другого, как подчиниться, но если вы мне делаете предложение, тогда я позволю себе сказать, что все-таки, хотя и считаю для себя высокой честью служить у вас, предпочел бы остаться в штабе дивизии. С одной стороны, я очень привязан к своему начальнику господину капитану Смеу, а с другой стороны — к ребятам, с которыми я работаю и которых очень люблю».
— И что тебе ответил полковник Поулопол? — поинтересовался Пелиною.
— Он призадумался немного, а потом согласился со мной.
— Что я вам говорил? — обратился Бурлаку к остальным шифровальщикам. — Этому Уле сам черт не страшен!
В действительности же дело обстояло совсем не так. Уля Михай и в самом деле
В тот день, когда фронт двинулся вперед и штаб покинул городок, направляясь к северу, два человека задержались там: начальник Второго отдела капитан Георгиу и Уля.
Аббата, который был арестован в последнюю минуту, тут же допросили.
Вначале он отказался в чем-либо признаваться, призвав в свидетели самого господа бога, но когда ему сказали, что тот румынский солдат, который побывал у него в доме, арестован и во всем признался, он решил заговорить.
Рассказал он вот что:
— За два дня до того, как вы заняли городок, ко мне явился пожилой, изысканно одетый господин. Он заявил, что послан моим начальством. Этот господин, воззвав к моим патриотическим чувствам, попросил помочь ему в деле, ничем самому мне не угрожающем, то есть передать одному патриоту, который явится ко мне в форме солдата румынской армии, ключ. Этот ключ был спрятан в переплете молитвенника. Он счел нужным подчеркнуть, что не может открыть мне, для чего предназначен этот ключ, но что он надеется на мою скромность, на то, что я не буду спрашивать его об этом. Назвав несколько примет, по которым я смогу узнать человека, которому следует передать ключ, он ушел, поблагодарив меня.
Вечером того же дня, когда вы заняли город, человек в форме румынского солдата явился ко мне и я отдал ему ключ. Это всё. Я не знаю, кто он — я увидел тогда вечером его впервые, — не знаю его имени и не уверен, что узнал бы его, если бы увидел еще раз.
— А вы, святой отец, знаете, — спросил его Уля Михай, — как называется поручение, которое вам дали и которое вы выполнили с такой благочестивой добросовестностью?
— Вы назовете это шпионажем?
— А вы?
— Поступком патриота, если угодно. Но я хотел бы уточнить: соглашаясь выполнить это поручение, я не руководствовался патриотическим чувством. Вы — солдаты и обязаны подчиняться своим начальникам. Мы тоже солдаты, солдаты армии Христа. Как простой солдат этой армии, получив приказ от своего руководителя я должен был, повинуясь своей совести, выполнить его указание. Если бы я этого не сделал, я был бы плохим солдатом Христовой армии.
— Это всё, что вы можете нам рассказать, святой отец?
— Абсолютно всё!
— А о чем вы еще говорили с тем человеком, которому отдали ключ?
— Несколько обычных фраз, лишенных особого значения. Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.
— Можете вы нам сообщить некоторые подробности?
— Конечно. Когда принимаешь гостя, следует его чем-нибудь угостить. У меня была бутылка ликера, приготовленного моей экономкой. Вино ему очень понравилось, и он попросил рецепт его приготовления, сказав, что заставит свою жену после войны приготовить ему несколько бутылок такого ликера.
— Еще о чем вы с ним говорили?
— О ходе войны. Должен вам признаться, что его оптимизм показался мне преувеличенным.
— Об обществе садоводов вы могли бы нам что-нибудь рассказать?
— Ничего другого, кроме того, что в городе существует такое садоводство.
— А вы не являетесь членом или акционером этого общества?
— Не имею к нему никакого отношения!
— Человек, которому вы передали ключ, не просил ли у вас каких-нибудь сведений относительно этого общества?
Аббат поколебался и затем сказал: