В последние дни (Эсхатологическая фантазия)
Шрифт:
Принужденные укрываться, за милость, у чужих или ренегатов, христиане только редко могли получать от хозяев позволение собраться хоть по пять-шесть человек для совместной молитвы или для приобщения запасными дарами, которые священники разносили желающим. Но и эти маленькие собрания происходили по необходимости тихо. Молитвы и псалмы только читались. Пение стало невозможно. Более свободно молились, уходя за город, хотя тоже не без предосторожности. Скоро пришлось искать в пустыне также место для служения литургии, потому что антиоховцы, наконец, захватили и уничтожили церковь Августина в развалинах. Почему христиан постигло это несчастье? Выдал ли церковь какой-нибудь ренегат или подсмотрели сыщики — осталось невыясненным. Но только однажды богомольцы, пробирающиеся в церковь, заметили в развалинах спрятанные наряды полиции и поспешили предупредить духовенство и других христиан. Подождав часа два и видя, что никто не является в храм, полиция двинулась к нему сама, унесла образа и все церковные принадлежности
Впрочем, число христиан в Иерусалиме и по всем вообще городам непрерывно уменьшалось. Всякий старался выбраться из таких невыносимых условий и уйти куда-нибудь, где было полегче. Тяжелее всех было тем, кто имел детей. В то время сбылись слова Спасителя: «Горе же беременным и питающим сосцами в те дни». [53] Хотя, по мере распространения уверенности в конце света, между христианами все более укоренялась жизнь совершенно целомудренная, однако от прежних лет осталось много маленьких детей. Выводить такие семьи за город было особенно трудно, а между тем их участь была ужасна, так как детей христианских родителей приказано было отбирать в казенные воспитательные дома. Раздирательные сцены отчаяния происходили, когда родителей, не соглашавшихся кланяться статуе Антиоха, уводили на смертную казнь, а оторванных от матери детей гнали в воспитательный дом, где им прежде всего ставили клейма, потом начинали перед ними клеветать на Христа и обучать их вере в Антиоха и Люцифера. Спасение таких семейств сделалось главным занятием Лидии и Валентина, которые каждый день успевали отправлять их за город, где беглецов ожидали наездники Сефарди для дальнейшего препровождения в Сирию. В Бетсалеме у Лидии образовалась целая колония с большим количеством детей. Яни Клефт дал ей слово, что ни один антиоховец не подойдет сюда и близко, пока в его отряде остается жив хоть один человек. И действительно, на сотню верст вокруг Бетсалема у Яни часто происходили жестокие схватки с правительственными отрядами, которые он систематически прогонял.
53
Cм.: Мф. 24, 19; Мк. 13, 17; Лк. 21, 23.
Однажды Лидии случилось видеть в Иерусалиме, как у нескольких матерей отнимали детей для отправки в воспитательный дом. Она рассказала Яни Клефту о тех мучительных ощущениях, которые при этом пережила, и о том, какую тяжкую жизнь ведут в руках врагов дети, показывающие себя нередко истинными героями веры и духа. Тронутый Яни Клефт задумал отчаянную штуку. Он предложил Сефарди сделать совместный набег на Иерусалимский воспитательный дом и захватить оттуда всех христианских детей. Сефарди, человек такого же задорного мужества, согласился. Они кликнули по своим отрядам клич добровольцам на рискованное дело, высмотрели помещение воспитательного дома и его порядки и внезапно совершили блестящий coup de forse. [54] Во время гуляния детей в саду, к воротам подъехала сотня всадников в форме, слегка подделанной под казенную. Несколько офицеров отобрали всех христианских детей, всадники взяли их на круп и быстро умчались. Когда поднялась тревога и полицейские отряды кинулись в погоню, они были в нескольких местах города встречены пешими засадами партизан, которые, жестоко отбиваясь и задерживая полицию, медленно отступали за город. Там их ждал отряд всадников одвуконь. Они вскочили на лошадей, и все умчались за первым отрядом, увозившем детей. Это дело стоило партизанам 2 убитых и десятка два раненных, но зато они спасли сотню детей, которые и были помещены в колонию Лидии…
54
Удар крупными силами — (фр.).
С каждым днем труднее и безотраднее становилась жизнь христиан по всем странам и была бы совершенно невыносима, если бы не освещалась надеждой на близкий конец. Гонимые, из глубины своих тюрем, из тиши тайников, из разодранных шатров пустыни — чуть не прислушивались, не гремит ли, наконец, труба Архангела, не предвещает ли конца их мучениям и гибели мучителя при светлом явлении Спасителя? Но не зазвучала еще труба, и мучитель, хотя уже сочтены были его дни на небесах, на земле становился все более яростен и неумолим.
XXX
Владычество Антиоха, тяжкое для противников, не принесло счастья и благоденствия и тем, кому их обещало. Огромное большинство человечества встретило его с самыми преувеличенными ожиданиями всемогущества и всеблаженства и не получило ни того, ни другого. Люди отвергли Бога, отбросили его законы, жили так, как влекли их страсти, не знали над собой никакого нравственного принуждения, никакого «долга», и ни к чему не стремились, кроме «радостей жизни». Они почерпали эти радости жизни из всех источников, в которых хотели их черпать. То, что прежде называлось развратом, теперь допускалось безгранично. Формы чувственности, прежде почти неизвестные большинству, стали общим достоянием. Разврат мистический, телесное смешение человека
55
«Тоска (скука) жизни» — (лат.).
Мечты о всемогуществе так же опровергались действительностью, как и мечты о всеблаженстве. Бедствия стихийные на каждом шагу обнаруживали, что не люди — владычествуют над законами природы, и в этом отношении царствование Антиоха представило едва ли не самую злополучную эпоху истории.
Чем дальше, тем сильнее поражали людей бедствия, в которых они сами не могли не усматривать кары Божией, так как эти бедствия были даже необъяснимы с точки зрения нормальных законов природы. Так началась эпидемия жестоких и отвратительных язв, поражавших исключительно тех, которые носили на себе печать Антихриста и поклонялись его статуе. Воды источников, рек и даже морей подверглись какому-то превращению, сделались кровавыми, так что в них погибало все одушевленное. Необычайные явления произошли на солнце, которое стало жечь, как огонь, и тяжкий зной замучивал людей… Престол и царство Антиоха сделались мрачны. Граждане кусали себе языки от страдания. [56] Но замечательно, что сами, считая эти бедствия наказанием Божиим, они нисколько не раскаивались, а только хулили Бога за свои мучения.
56
См.: Откровение 16, 10.
Таким образом, со стороны общего духа, общего настроения общественного мнения, Антиох мог быть покоен. Это последнее поколение человечества осталось непримиримо, решительно не хотело Бога, не искало его милости, а кары возбуждали в нем только раздражение. Люди хотели жить сами, по своей воле, зависеть только от себя. Карая их, хотя бы для их блага, Бог показывал себя их господином, но они не хотели, чтобы он был господином, а потому еще более раздражались. Это настроение было прочное, издавна установившееся. Антиох застал его с ранней юности и видел, что оно чем далее, тем более крепнет.
Однако, не желая Бога, человечество не желало также и страдать. Оно требовало защиты от кар Божьих, и эту защиту должен был дать он, Антиох, как претендент на трон Небесный. А между тем у него не было средств защиты до тех пор, пока не завоеваны Небеса. Даже и духовное объединение человечества около него доселе не вполне достигнуто. Его особенно тревожила позиция, занятая Коллегией Кардиналов. Болтовня Анджело показывала, что управление Универсальной церкви готово посягать и на его власть. Он не хотел верить, чтобы честолюбие Коллегии заходило так безмерно далеко, но не могло не быть известной правды, давшей повод разгуляться фантазии Анджело. Антиоха давно тревожила мысль, что раздраженные Небеса могут начать против него наступательные действия раньше, чем он будет готов к сопротивлению. Усиливающиеся бедствия, казалось ему, намекали на какие-то авангардные наступления, и он совещался по этому предмету с Люцифером. Он вообще за последнее время часто беспокоил своего высокопоставленного друга. В ночной тиши, осаждаемый своими тревожными мыслями, он начинал напрягать до крайних пределов свою волю, вызывал Люцифера и читал заклинания, которые должны были привлечь его. И призыв не оставался неуслышанным. Через несколько времени знакомая фигура начинала выявляться на престоле, в кабинете его. Вот наконец он сидит вполне явственно, и раздается знакомый голос:
— Привет тебе, Антиох. Для чего ты звал меня?
Антиох высказывал свои опасения относительно наступательных действий с Небес. Люцифер его успокаивал: «Ты хорошо приготовился. Человечество за тебя. Христиан не много, и ты их все более истребляешь». Антиох жаловался на Коллегию Кардиналов. Люцифер заступился за нее:
— Если Кардиналы и не вполне лояльны в отношении тебя, — говорил он, — зато верно служат мне. А это все равно. Мы действуем совместно. Что полезно мне, то полезно и тебе.
Антиох, однако, в глубине души, заподозревал в неискренности и этого своего союзника. Ему приходило в голову, что и он не очень-то сочувствует чрезмерному усилению его могущества. В одном отношении Люцифер был теперь безусловно с ним согласен: что пора начинать расширенные действия против Бога. «Мои легионы готовы, — заявлял он, — мы начнем нападение на Небеса, а вы должны поддержать нас отсюда». Он указывал, что по каким-то таинственным соотношениям земных и небесных сил — наиболее выгодное место для действия с земли на Небеса представляет гора Армагеддон в Палестине. Там и нужно собрать человеческое ополчение.