В последнюю очередь
Шрифт:
– Влюбиться хочу, Алька!
– В школьницу?
– Почему в школьницу? В кого-нибудь. Чтобы сердце обмирало при ее виде, чтобы я на свидания с букетами ходил!
– И закончил неожиданно: Неспокойно мне, муторно, Алик.
– Это от безделья, - безоговорочно решил Алик.
– Еще что скажешь?
– поинтересовался Саша.
– А что мне говорить? Тебе Сергей Васильевич все сказал. И если ты немедленно, с завтрашнего дня не займешься каким-нибудь делом, все будет так, как он предсказал.
Саша
– Мое дело сейчас - в тихом поле лежать и слушать, как птицы поют.
– Так сделай хоть это!
– Далеко до поля-то! На электричке ехать надо.
– Лень?
– Ага.
– Так нельзя. Саша...
– Алик, все!
– предостерегающе перебил его Саша и направился к школьному двору. Алик шел за ним. Они пересекли пустырь.
– Чей это сарай?
– спросил Саша, кивнув в сторону полуразрушенного каменного строения.
– Ничей. Раньше здесь трансформаторная будка была.
– А что здесь грузовики делают?
– Саша рассматривал отчетливый след автомобильных колес.
– Развернулся какой-нибудь случайный.
– Ну и черт с ним. Что делать будем?
– Саша...
– опять строго начал Алик, но Саша опять перебил его:
– Ничего не говори, ладно? Лучше стихи почитай.
– Хорошо, - согласился Алик. Подумал немного, и:
Мы разучились нищим подавать.
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать весну и в лавках покупать
За медный мусор золото лимонов.
Случайно к нам заходят корабли.
И рельсы груз проносят по привычке.
Пересчитай людей моей земли,
И сколько мертвых станет в перекличке!
Но всем торжественно пренебрежем!
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы.
Помолчали. Потом Саша остановился, положил Алику руки на плечи.
– Я не сломан, Алик.
Был мутный рассвет в тихих переулках. Покойно было, безлюдно. Саша гулял в эту пору. Он миновал школьный двор, вышел на пустырь и, фланируя, направился к бывшей трансформаторной будке. У раздрызганного проема, в котором когда-то, видимо, существовала дверь, он остановился, закурил, старательно закрывая спиной спичечный огонек от возможного ветра, и одновременно осмотрелся вокруг. Никого не было. Он проник в будку.
Запустение и грязь. Битый кирпич, битое стекло, ржавая проволока, человеческие испражнения, веревки прошлогодней картофельной ботвы. Но Саша не собирался отсюда уходить: покуривая, он тщательно изучал помещение.
Чуть возвышавшийся левый угол, в котором и ботвы было поболее, привлек его внимание. Носком сапога отбросив ботву, он, широко расставив ноги, покачался из стороны в сторону, резко перемещая центр тяжести справа налево и слева направо. Почувствовав нечто, он ногами раскидал
Так же, не торопясь, Саша проделал всю операцию в обратном порядке: завязал мешок, уложил его, прикрыл крышкой, набросал песок и засыпал ботвой.
Выйдя из будки, он снова закурил. Пусто, как в Сахаре. Прогулочным шагом он удалялся с пустыря.
В своем дворе он передвигался бегом. Подбежав к дому, Саша по пожарной лестнице поднялся до второго этажа, твердым своим указательным пальцем раскрыл створки ближайшего окна, легко ступил с лестничной перекладины на подоконник и, усевшись на него, распахнул плотно сдвинутые занавески. И тут же раздался отчаянный женский крик.
Забившись в угол кровати и прикрывшись одеялом, на Сашу смотрела круглыми глазами хорошенькая румяная девушка.
– Ларка!
– шепотом обрадовался Саша, но сейчас же обеспокоенно поинтересовался: - А Алик где?
– Что там происходит, Лариса?
– раздался из-за стены встревоженный и сонный могучий женский голос.
– Таракана увидела!
– криком ответила Лариса и скорчила Саше рожу.
– О, господи, какая дуреха, - сказали за стеной, и слышно было, как взвизгнули кроватные пружины. Лариса и Саша помирали от беспричинного и беззвучного смеха. Высмеялись наконец и стали рассматривать друг друга. Уже взрослые, совсем взрослые. Лариса провожала на фронт мальчишку, а Саша тогда расставался с девчонкой дружком-приятелем, которую два последних предвоенных года защищал и оберегал, как старший брат.
– Санька, ухажер ты мой прекрасный!
– тихо-тихо сказала Лариса, выпросталась из-под одеяла и, как была в одной комбинации, подошла к Саше, взяла за уши и поцеловала в губы. Он ласково погладил ее по волосам, откинулся, рассматривая, и вдруг страшно возмутился:
– Да прикройся ты наконец! Мужчина же я все-таки!
– Какой ты мужчина!
– возразила Лариса, но в халатик влезла.
– А хороша, чертовка!
– восхитился Саша.
– Выходи за меня замуж!
– Опоздал. У меня жених есть.
– Вот такие вы все. Не дождалась!
– А ты мне предложение делал?
Они шипели как змеи.
– Сейчас сделаю предложение. В ресторан со мной пойдешь отметить нашу встречу?
– Замуж не пойду, а в ресторан пойду.
– Тогда буди Алика. Я его внизу жду. До вечера, чужая невеста.
Алик вышел мрачный, обиженный, заспанный.
– Выспаться не дал, - забурчал он, - а у меня сегодня тренировка.
– Какая еще тренировка?
– удивился Саша.
– По боксу. И вообще поосторожней со мной. Имеешь дело с чемпионом Москвы среди юношей.