В последнюю очередь
Шрифт:
– Нет слов, - потрясенно произнес он и от избытка чувств ударил себя кулаком в грудь. Ордена и медали зазвенели.
Музыканты истово играли довоенное танго, и однорукий певец вместе с оркестром душевно рассказывал:
Утомленное солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
Что нет любви...
Лариса и Саша сидели за отдельным столиком у стены ресторана "Астория" и в ожидании заказа разглядывали танцующих.
– Откуда у людей деньги?
–
– А у тебя откуда?
– Ну, у меня по случаю.
– И у них, наверное, тоже по случаю.
– Наверное. Только вот вопрос: по какому?
– Ну, хватит, Саня. Скажи мне что-нибудь хорошее!
Саша откинулся в кресле, слегка опустил веки и начал:
Я вас любил. Любовь еще, быть может,
В моей душе угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит:
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим,
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как, дай вам бог, любимой быть другим.
Он замолк. Лариса погладила его руку, лежавшую на столе.
– Господи, как хорошо!
– И догадалась вдруг.
– Это правда, Саня?
– Нет, - Саша помотал головой, засмеялся.
– Хотелось бы, но нет.
– И слава богу, - облегченно решила Лариса.
– Я в этом году медицинский уже кончаю. А что ты в мирной жизни делать собираешься?
– Осенью в педагогический поступать буду.
– А не скучно - учителем?
– Ты вон как Пушкина слушала.
Заказ все не несли. Опять заиграл оркестр, и опять танго.
– Потанцуем?
– предложила Лариса.
Плотное стадо танцующих прижало их друг к другу, и Саша ощутил рядом с собой женщину, близость которой волновала.
– Нет, все-таки ты мне нравишься, - шепнул он ей на ухо.
А Лариса ответила громко:
– Тебе сейчас каждая баба с титьками нравится. Пошли на место.
У их столика орудовал официант. Они уселись и дождались его ухода. Саша разлил по рюмкам, поднял свою, посмотрел на Ларису сквозь хрусталь и коньяк. Сказал примирительно:
– Извини.
Лариса улыбнулась и тоже подняла свою рюмку:
– За тебя, Саня. За голодного кобеля, за мальчишку, с которым прошло мое детство, за солдата, который нас всех спас. За тебя, Саня.
Выпила, сморщилась и с удовольствием стала есть хорошую еду. Молодые, здоровые, вечно полуголодные по военным временам, они жадно насыщались, не стесняясь этого. Вновь пришла музыка, и с музыкой пришел элегантный гражданин, который склонив голову, рассеченную косым пробором, перед Ларисой, обратился к Саше:
– Разрешите пригласить вашу даму на танец?
– Вот как надо!
– назидательно сказала Лариса.
– Разрешишь?
– Разрешаю, - важно ответил Саша.
Красиво танцевали элегантный гражданин и Лариса. Покуривая, сытый Саша благодушно следил за ними. Рядом поинтересовались:
– Гуляешь, Сашок?
На Ларисином стуле сидел мальчик-старичок Семеныч и хихикал. Был он в очень приличной темной тройке, галстуке, брит, мыт, причесан и в обстановке вечернего ресторана вполне мог сойти за пожилого интеллигента.
– Ну-ка встань, фармазон, - приказал Саша.
– На этом месте хороший человек сидит.
По-прежнему улыбаясь, Семеныч послушно встал.
– Коммерцией занялся, и сразу денежки появились. Но торгуешь ты, Саша, плохо. Разве можно товар за полцены отдавать?
– Тебя рядом не было. А кроме тебя, кто умный совет даст?
– Именно. А почему не было? Прогнал ты меня с рынка.
– Семеныч огорчился лицом, осмотрел купеческий блеск зала.
– Теперь приходится здесь время проводить.
– Куски подхватываешь?
– Точно сказал - куски. Которые пожирнее. Ну, я пойду, а то вон твою мамзель ведут. Если что у тебя появится, могу способствовать. А найти меня легко: с девяти вечера я всегда здесь.
– Семеныч сделал ручкой и удалился. Элегантный мужчина подвел Ларису, подождал, пока она усадится, молча поклонился Саше и отошел.
– Уф, устала! Давай мороженого!
– откинувшись в кресле, потребовала Лариса.
Тут же возник официант. Не глядя на него, Саша распорядился:
– Две порции мороженого и счет!
Он не смотрел на официанта, потому что следил, как Семеныч, сунув своему официанту в карман комок денег, направился к выходу.
– И то верно!
– поддержала Сашино требование счета Лариса.
– Хорошенького понемногу. Завтра мне ни свет, ни заря в Мытищи на неделю. Горшки за вашим братом раненым выносить.
Ресторан провожал их утесовской "Улицей":
С боем взяли город Брест, город весь прошли
И последней улицы название прочли...
Они прошагали безмолвный свой двор, вошли в Ларисин подъезд и по деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Светила синяя маскировочная лампочка, и под ее лечебным светом Лариса, поднявшись на цыпочки, поцеловала Сашу в щеку.
– Спасибо, Саня.
Не замечаемый ими, опершись о косяк, стоял в черном проеме коридорной двери Алик. Он весь вечер ждал Сашу. Ждал, когда тот придет, объяснит - и объяснения эти все возвратят на свои места: и его, Алика, обожающее уважение к Саше, и Сашину привязанность к нему, и их безмерно откровенные нескончаемые разговоры и общие прекрасные стихи, написанные другими людьми, но объединяющие их души. Он ждал, а в это время Саша с Ларисой в ресторане безмятежно пил водку на ворованные деньги.