В постели с дьяволом
Шрифт:
— Не нужно считать, будто я тебя заставляю что-то делать, — сказал он. — Ты должна участвовать в этом, потому что ты моя жена, потому что любишь меня и потому что это для меня важно.
— Но зачем при этом снимать? Я не понимаю.
— Ты знаешь, что я люблю наблюдать. Смотреть на нас в записи — это самое возбуждающее.
— Почему бы просто не поднять голову и не наблюдать за всем в процессе?
— Мне нравится смотреть со стороны, находясь как бы на расстоянии, — в процессе так не получится. Есть еще способ это устроить — пригласить другого мужчину, и пускай он тебя трахает,
— Ты что, совсем с ума сошел? Конечно нет.
— Тогда разреши мне снимать на видео.
— Нет.
Я увернулась и зашагала в спальню. Удивительно, но он не кричал вслед, не настаивал. Возможно, наши отношения развивались. Он последовал за мной — особых угрызений совести не испытывал, хотя и не злился. Он затащил меня в кровать, и у нас был сеанс грубого и безудержного секса, который закончился минетом. Я часто его делала, когда отказывала Джордану в чем-то другом.
Для него это было утешительным призом. Для меня же — незначительной платой за то, что не пришлось делать что-то еще более опасное и противное.
После того как мы закончили, он налил мне немного вина.
Я выпила его, нежась в объятиях Джордана, и почти сразу отключилась, а когда проснулась, наступил уже следующий день и в квартире было очень тихо.
Ощущение было как с похмелья: голова гудела, перед глазами плыло, слегка подташнивало. Только я встала, чтобы пойти в ванную, как у меня сильно закружилась голова, пришлось даже схватиться за ночной столик, чтобы не упасть.
Когда зрение прояснилось, я поняла, что голая. Когда я засыпала, на мне было белье, а сейчас оно было разбросано вокруг по полу. Увиденное привело меня в замешательство. Я силилась вспомнить, как меня раздевали, но тут заметила, что в ногах кровати стоит видеокамера, а провода подсоединены к электрощиту на стене.
Я застыла. В голове царил такой бардак, что до меня не сразу дошло, что он меня снимал. Он снимал меня! Судя по тому, как нещадно болит голова, он наверняка еще и наркотиками меня напичкал, чтобы я оставалась без сознания на протяжении всего отвратительного действа.
Я чувствовала себя поруганной. Я пыталась вспомнить, что он делал, что я делала…
Царапин и ссадин на теле не было. Внутри все болело и ныло, но, учитывая то, какой агрессивный у нас был секс, этого и следовало ожидать. Непонятно, насиловали меня в извращенной форме или нет. Я покопалась в своем затуманенном мозгу, пытаясь выудить из него хоть малейший намек на то, что было, но безуспешно.
— Сукин сын, — пробормотала я про себя, после чего закричала во весь голос: — Джордан!
Ответа не последовало. Я позвала его еще раз — и снова в ответ тишина.
У меня не осталось ни одних джинсов — Джордан заявил, что это неподобающая для меня одежда, — поэтому я натянула на себя рубашку и брюки и отправилась на поиски мужа. Но в квартире никого не оказалось.
— Сволочь! — негодовала я. — Сволочь, сволочь, сволочь…
Я должна найти кассету. Должна! Не представляю, что на ней записано, но должна узнать во что бы то ни стало. Не успокоюсь, пока не узнаю.
Это была последняя капля. Найду эту чертову
Как безумная я бродила по комнатам, методично заглядывая в каждую щель и закуток, но не могла найти кассету. Так я оказалась в кабинете, в этой святая святых, в его прибежище. Он никогда не запрещал мне туда заходить, но я сама понимала, что не стоит лезть в его дела или копаться в его записях.
Я заглянула на каждую полку, в каждый ящик, и когда дело дошло до рабочего стола, я была уже совершенно невменяемая. Рыться там мне казалось настоящим преступлением — я воровато оглянулась через плечо, опасаясь, что где-то здесь установлена скрытая камера и он узнает о моем проступке.
Но я все равно осмотрела содержимое стола и в нижнем ящичке под грудой мусора обнаружила десятки экземпляров благотворительного календаря, для которого позировала. Он клялся, что в глаза его не видел, не говоря уже о том, чтобы покупать, хотя Пэм утверждала обратное.
Я вытащила их все и с удивлением обнаружила свою фотографию, опубликованную в «Орегониан». Она была аккуратно вырезана и заламинирована, чтобы не трепалась и не выгорала. На самом дне обнаружилась еще стопка фотографий — цветные снимки 8x10, я крупным планом (короткие каштановые волосы со светлыми перьями). Снимки были сделаны, когда я еще была со Стивом.
На каждом снимке я стою на стоянке за «Моцартом» и смотрю на кого-то справа. Я смеюсь, словно тот второй человек сказал что-то забавное. Я внимательно рассматривала фотографии, пытаясь понять, когда же их сделали, но угадать было невозможно. Ну не могла я вспомнить момент, когда я стояла именно на том месте и с кем разговаривала, хотя эта информация очень много значила.
Когда я повстречала Джордана, меня постоянно преследовало какое-то смутное чувство, что он искал меня целенаправленно, что наши дорожки пересеклись не случайно. Потом это ощущение стерлось, но сейчас, глядя на свою неожиданную находку, я уже не знала, чему верить, а чему нет. Во мне ожили давешние подозрения, и моя причастность ко всему этому выглядела пугающе.
Он увидел снимок в газете и помешался на мне? Он следил за мной? Или он кого-то нанял, чтобы за мной следили?
В памяти всплыло зловещее предостережение его свояченицы, чтобы я ни за что не красилась в блондинку, что он, собственно, и предложил вчера вечером, когда я примеряла платья. Тогда я не обратила внимания на его предложение, посчитав идиотским, оброненным мимоходом замечанием.
Неужели он убил свою первую жену Бритни? Ее сестра в этом совершенно уверена. Что, если она права? Что, если он сумасшедший псих, который заманивает доверчивых женщин в свой мир богатства и изобилия, а потом их убивает?
Может, он убил много женщин. Может, он убьет и меня!
Учитывая мое стрессовое состояние, в голове родилась еще тысяча не менее кошмарных сценариев. Каждый аспект наших отношений теперь казался подозрительным: нетрадиционный секс, постепенная изоляция от общества, повышенное внимание ко мне и моей внешности.