В постели с врагом
Шрифт:
— Нет, он ни о чём не знает.
— То есть он не будет бросать свою жену ради тебя?
По больному. Мелко и жалко. Да, я тоже была с ним нечестна, но я понимала это, я хотела покаяться, а он… Он словно упивается этим всем.
Удивительно, но только сейчас я поняла, с каким человеком жила все эти годы.
— Я буду воспитывать своего ребёнка сама, мне никто не нужен, — собрав последнее самообладание в кулак, я гордо пересекла комнату. — Пришли потом бумаги о разводе со своим адвокатом.
Игорь что-то буркнул в ответ и бросил в чемодан
Я вышла из спальни и, опустив руку на перила, неторопливо спустилась вниз. Открыла входную дверь, вдохнув полной грудью аромат давно наступившего лета.
Всё будет хорошо, обязательно. Всё всегда рано или поздно становится хорошо. Я выдержу, я смогу! Главное, что у меня есть мой малыш, и я сделаю всё, чтобы выносить его здоровым. А Игорь… пусть он будет счастлив. И я буду счастливой.
Неожиданно волной накрыли воспоминания нашего прошлого. Я вспомнила, как мы познакомились, наш первый поцелуй, первый секс, какой я была счастливой, когда он надевал мне на палец обручальное кольцо… Я посмотрела на его припаркованный у ворот автомобиль, потом на коттедж напротив, потрогала ладонью живот и… горько расплакалась.
Часть 27
— По размеру матки срок приблизительно три недели, после УЗИ узнаем точнее.
— Всё хорошо? С ребёнком.
Застёгивая юбку, я выглянула из-за ширмы, пытаясь прочитать по лицу доктора честный ответ.
Я не спала всю ночь перед визитом сюда, наверное, как и каждая женщина, которая прошла столь сложный путь к беременности. Страх услышать что-то плохое никак не хотел отпускать, и я ужасно боялась заметить в глазах врача сожаление, но увидела только добродушную улыбку:
— Это пока крошечный эмбрион, Стелла Аркадьевна. Его сердечко только-только должно забиться. Пока рано делать какие-то выводы, но судя по тому, что мы уже имеем, всё отлично. Не паникуйте так.
— Простите, я просто волнуюсь.
Стало немного неудобно: веду себя как одна из тех сумасшедших будущих мамаш, кто задаёт врачу миллион глупых вопросов и дёргает по каждому чиху. К тому же всё, что он сказал, я знала и сама: столько перечитала литературы по акушерству и гинекологии, что чего-то неизученного просто не осталось.
Но одно дело — теория и совсем другое — выстраданный и вымоленный ребёнок.
Свой собственный.
— Вот видите, я же говорил, что всему своё время. Я знал, что рано или поздно это случится, — вытирая вымытые руки, обернулся через плечо Михаил Олегович.
— Спасибо вам, воспользовалась одним из ваших советов.
— Которым из?
Я улыбнулась ему в ответ, решив умолчать о том, что его слова о смене партнёра были пророческими. Пусть я не шла на это специально, но всё получилось так легко и просто. Я забеременела сразу же, в одну из наших первых близостей с Ринатом. Это ли не чудо?!
— С результатами УЗИ потом снова ко мне, а затем я дам вам список необходимых анализов.
Наверное, впервые в жизни я забирала направления на всевозможные экзекуции с такой радостью. Начинается новый волнующий этап в моей жизни, и, к сожалению, он совпал с одним из самых трудных. Я проплакала весь вечер, после того как уехал Игорь. Понимала, что нельзя — беременным нервничать категорически запрещено, тем более беременным на ранних сроках, но ничего не могла с собой поделать, эмоции меня переполняли. Я испытывала жалость к себе, страх за будущее и сожаление о том, что так бесславно развалился мой брак. А ещё безумное волнение, как рассказать Ринату о ребёнке. Я много думала и о нём тоже, ведь теперь и его жизнь перевернётся не меньше.
Я не могла требовать от него, чтобы он бросил Жанну, но если он всё-таки выберет её… я знала, что мне будет очень плохо. Ведь он стал мне дорог. Я скучала по нему. Знала, что не имею на это по сути никакого права, потому что он чужой, но всё равно скучала… И как бы я ни кичилась своей мнимой силой, я бы очень хотела, чтобы у моего ребёнка был папа…
Едва я вышла из кабинета Задойнова, сразу же ощутила на своём предплечье тяжёлую мужскую ладонь, и не нужно было быть провидицей, чтобы понять, кто это.
Он увидел, что я здесь, и ждал меня. И я так сильно по нему соскучилась…
— Пойдём поднимемся в мой кабинет. Нам нужно поговорить, — это прозвучало скорее как приказ, чем просьба. Он не мог показывать на людях свои истинные эмоции, но я видела, что его встревожила эта встреча не меньше.
Мы не виделись целую неделю, и она оказалась слишком долгой. Прикосновение его пальцев к моей руке срезонировало слишком остро, так, что я испугалась, что исходящие от обоих искры заметит кто-то ещё.
Мы молча дошли до лифта, совсем как врач и его пациентка. Так же молча, лишь едва соприкасаясь рукавами и не смотря друг на друга, доехали до нужного этажа. Выдерживая почтительное расстояние, дошли до кабинета.
Я чувствовала его волнение, но не могла понять, что именно оно означает.
Может, он зол и хочет сказать мне, чтобы я прекратила его преследовать — кто знает, как он расценил очередное моё появление в клинике? А может… соскучился не меньше, чем я.
В течение этой недели вынужденной разлуки я видела несколько раз, как он смотрел на окна моего дома, казалось, что он искал меня глазами. А может, действительно просто казалось…
Я вдруг ещё острее осознала тот факт, что совсем не знаю его, не научилась считывать эмоции, и поэтому его тревожное состояние может означать всё что угодно!
Когда мы вошли в кабинет, я услышала за спиной поворот ключа, а потом почувствовала руки Рината на своей груди. Он сминал её, гладил через ткань кофточки моё тело и, шумно дыша, целовал в шею.
— Наконец-то ты пришла, я просто с ума сходил.
Не знаю, как описать то, что я ощутила: радость, осторожное счастье, острое желание. На секунду мне даже показалось, что, конечно, всё у нас будет хорошо. Не может быть иначе! Он уйдёт от Жанны ко мне, и мы будем вместе растить нашего ребёнка.