В прятки со страхом
Шрифт:
— Мелкая, — оживает рация самым любимым в мире голосом. — Что у тебя там?
Судорожно забиваясь в угол, попутно обрезая выстрелами к себе пути подхода, я четко и громко рапортую:
— У меня полный п**дец. Черти лезут сюда как из врат ада, кажется, я нашла какой-то люк и патроны вот-вот кончатся.
— Понял. Не вздумай сдохнуть.
Ага, легко сказать, но тут я гнусно хихикаю и цежу в агрегат:
— Эрик, если вытащишь мою задницу отсюда, я тебя поцелую.
— Маловато будет, — тут же фыркает лидер.
— Не торгуйся. Чем богаты тем и рады.
И тут снаружи звучит спасительная музыка приближающихся автоматных очередей. Неужели я выстою? Но бросившаяся внутрь моего убежища толпа, явно не разделяла моих планов на дальнейшую жизнь. До проема, где я держу оборону, метров пять, не больше, а их человек пятнадцать. Мне конец.
Грохает выстрел, меня с силой швыряет о стену, но на коленях успеваю переползти в другой угол и вскидываю свое оружие. Первая пуля лупит женщине в шею, выхлестывая красный фонтан. Вторая пробивает плечо козлине с перекошенным от гнева лицом. Черт, промазала. Не убила, только задела. Контрольный…
«Клац-клац!» — бл*, а-ха-хах.
Надежда на спасение умирает слишком быстро, не успев толком зародиться.
«Ну что, Эш, тебе страшно?»
А храбрости-то во мне никогда особо и не было, но упрямство с огромным успехом все заменяло. Теперь мне точно конец! Но холодное бешенство и слепящая ярость, на которых я выдерживала инициацию, те, что подпитывали меня все это время, не позволят так просто сдохнуть без боя. Нет!
Первое, что мне попадается под руку — это тяжелая сковорода. Хорошенько замахнувшись, прошибаю по башке незваному гостю, пролезающему уже в темную комнату. Он падает набок, второй удар приходится туда же… Чугунная утварь ломает височную кость, и кровавые ошметки мозгов разлетаются, оседая на моем лице и стене жутчайшей экспозицией. Сердце колотится в груди так сильно, ладони мокрые, а в проем уже лезет еще парочка хитрожопых, неугомонных поклонников.
Все что я успеваю, выбить оружие из рук одного, как тяжелый ботинок прилетает мне по ребрам. Тело отбрасывает назад, а правое ухо чиркает огненной волной, в тот же миг башка моего обидчика разлетается на куски. Я размахиваюсь снова и разношу обезоруженному изгою половину морды, переломав чугуном нос.
— На пол, твари! — командует подоспевшая подмога.
Те, конечно, возмущенно выступают против, еще пара выстрелов и сопротивление заканчивается полной капитуляцией. В комнату влетает высокая фигура и, сграбастав меня в охапку, прижимает к себе. Жалко всхлипнув, я утыкаюсь в широкую грудь Эрика хлюпая носом. Вдыхаю такой родной запах, поскуливаю, и кажется даже шепчу какие-то бабские глупости. Он смеется, гладит меня по спине, коротко целует в мокрый висок и тихо шепчет:
— Тсс. Тише. Ты молодец, девочка, молодец.
За его спиной появляется Фор, выдыхает:
— Живая.
Я указываю им на тело Скайта, потом на люк в углу, подбираю с пола пистолет с пустой обоймой, затыкаю его за ремень брюк и позволяю командиру передать себя в руки других бесстрашных. Меня выводят на улицу, я жмурюсь от белого, яркого света, глубоко вдыхаю воздух, поднимаю голову вверх и смотрю на серое небо.
Серый цвет уже стал моим любимым… Красиво-то как. Оказывается, не одной мне было тяжко, весь двор усеян трупами афракционеров, их было больше чем я предполагала. Бесстрашные уже складывают поверженные тела в кучу, готовясь сжечь. Все правильно, с почестями мы хороним только своих солдат.
— Приве-е-т, крошка!
Я оборачиваюсь, и мой взгляд натыкается на непонятно чему радующегося Ворона. Он рассматривает меня с придурью, откидывает тыльной стороной ладони черную, длинную челку со лба, и, качая головой, продолжает:
— Вижу, повезло мне, что в баре у тебя под рукой оказался только бокал! — и тут только я замечаю, что все так и сжимаю до сих пор в руке окровавленную сковородку. Морщусь и брезгливо отшвыриваю ее в сторону.
Меня обжимают друзья, потрясывают, кажется, это недолгое расставание растянулось на недели, оставив нам одну надежду на всех: увидеть эти измученные, испуганные и грязные, но живые и родные лица снова. Так много хочется сказать, но я не проронив ни слова слушаю нашептываемые утешения...
Адреналин выветривается, сменяясь тяжелой горечью и пустотой. Желудок подкатывается к самому горлу, успеваю отбежать за первый попавшийся угол, сгибаюсь пополам от рвотных спазмов, пока все позывы не оставляют мое ослабшее тело.
— Мда... не удивила, — холодный голос встречает меня возле угла. — Слабачка.
Эрик снова превратился в жесткого, деспотического лидера, и вот сейчас рассматривает меня внимательным, серым взглядом. «Так, что я там наобещала в запале? Пару горячих ночек? А вот хрен тебе по всей морде, дорогой». Как будто не было никаких объятий, тихого шепотка и мимолетного поцелуя в висок, не было тревожных взглядов, облегченных вздохов и радости, что я жива. Как будто… Но я знаю что было.
— Хочешь, я тебя поцелую? — нахально заявляю я, с удовольствием наблюдая, как на мгновение его лицо теряет свою надменность, приобретая растерянный вид.
— Не хочу-у-у! — скорчив презрительную мину отбивает он мою подачу. — Рожу сперва умой.
Его голос звучит так забавно, что я невольно улыбаюсь, и вижу ответную улыбку в его глазах, но она почему-то вдруг сменяется на застывшие льдинки. Ну, конечно, всегда так. Разве мы можем позволить себе улыбнуться. Ведь улыбка — это слабость, а лидер не может быть слабым. Вот ведь чушь несусветная! Я отвожу от него взгляд, качая головой, и вдруг замечаю на стене, за которую придерживаюсь, красные следы от моей ладошки.
— Твою мать, тебя подстрелили! — рявкает Эрик и, рывком притянув к себе, начинает сдирать с меня куртку.
Только тут я замечаю, что правый рукав полностью пропитан кровью, а по ладони стекает тонкий, алый ручеек. И рука вдруг становится странно онемевшей, потом вспыхивает боль, как-то резко ощущается слабость и головокружение. Наверное, крови я потеряла довольно много. Эрик отбрасывает куртку, аккуратно ощупает мою руку и выдохает одними губами:
— Царапина.
— Чего, царапина? — ною я, увидев, что над локтем мне вырвало выстрелом целый кусок мяса, а струйки крови уже разрисовали мою кожу зловещим узором.
— Пф-ф, тоже мне... — Эрик поднимает на меня глаза, и я вижу в них самое настоящее, неподдельное беспокойство. — Хорош хныкать и быстро отправилась к медикам, пока не погнал тебя поганой метлой!
Всех неофитов, раненых и убогих отправляют в Бесстрашие на машинах, остальные обследуют теперь безжизненный лагерь безфракционников. Скайт, патрульная, которая сопровождала нас, погибли, убит один из урожденных бесстрашных неофит, длинный патрульный и Молли тяжело ранены и отправлены в Эрудицию, Уиллу прострелили плечо и легкие увечья у меня. Семь изгоев взяты в плен, после допроса их увезут в Искренность, на суд.