В пылающем небе
Шрифт:
Осенью нашу 279-ю дивизию вывели из состава 16-й воздушной армии. Сдав материальную часть (много машин не хватало в соединении), наш летно-технический состав направился на переформирование в уже знакомые мне места Горьковской области.
Мы получали и осваивали истребитель Ла-5 новой модификации. Эта серия самолетов отличалась от предыдущей большей как горизонтальной, так и вертикальной скоростью. Была усилена броневая защита летчика.
Началась кропотливая и тщательная подготовка. В полк прибыло много молодых летчиков. В летных школах они научились пилотированию, но готовились ускоренно. Следовало
Ла- 5 -самолет отличный, но требует к себе особого внимания. При приземлении нужно строго выдерживать курс пробега. Малейшее отклонение, и самолет резко разворачивало в сторону, что нередко приводило к поломке крепления хвостового колеса. У молодого летчика лейтенанта Б. все время повторялись ошибки при посадке. Командир его авиаэскадрильи, человек в общем-то выдержанный, после очередной поломки самолета лейтенанта пришел ко мне расстроенный и решительно заявил:
– Не годится он для полета на истребителе. Пусть учится летать на других самолетах. [86]
– Так уж и не годится?
– спокойно спросил я и попросил прислать лейтенанта ко мне…
Лейтенант, совсем мальчишка, стоял передо мной и шмыгал носом. Я вспомнил по какой-то неведомой ассоциации своего первого наставника Владимира Алексеевича Мяскова, который никогда не распекал курсантов за упущения, заставляя самим искать причину, самим анализировать полет. Не поднимая глаз, лейтенант тихо доложил:
– Прибыл по вашему приказанию.
– Ну, вот что, лейтенант, садитесь в уголок на стул и думайте.
– О чем?
– Лучше не о девушках, а о последнем полете. Восстановите в памяти все ваши действия, шаг за шагом, найдите тот момент, когда вы ошиблись.
Лейтенант покорно сел. Я занялся бумагами. На фронте их у командира полка бывало немного, здесь же хватало. В характеристике училища на лейтенанта указывались и такие черты характера, как мягкость, доброжелательность к товарищам и… рассеянность. Вот, видно, в чем была причина его неудач при посадке Ла-5.
Прошло минут пятнадцать. Я посмотрел в сторону лейтенанта и чуть не рассмеялся: он шевелил губами, разговаривал сам с собой. Лицо его было оживленным.
– Ну как, разобрались в полете? Поняли, когда сняли напряжение и допустили оплошность?
– Понял, товарищ командир!
– Вот и хорошо. Идите и готовьтесь к полету.
– К полету?
– дрогнувшим голосом переспросил лейтенант.
– Ну а к чему же еще, ведь вы летчик.
Лейтенант выбежал из помещения со счастливым лицом… В дальнейшем он стал уверенно набирать, навыки в пилотировании Ла-5. Помнится, командир эскадрильи [87] долго допытывался, чем это я сумел так взбодрить молодого летчика, и недоверчиво посмотрел на меня, когда я раскрыл «секрет».
Полком я стал командовать в 24 года. И если к тому времени у меня был значительный боевой опыт, то навыков командира-воспитателя не хватало. Мне и тут повезло. Командиром 279-й дивизии в конце 1943 года стал полковник Всеволод Георгиевич Благовещенский, Человек уже немолодой (ему было лет сорок), он продолжал боевые полеты, поднимался с нами в небо, чаще всего в составе моего полка. Комдив давал возможность командирам эскадрилий и полков и в воздухе, и на земле при разборе полетов проявлять инициативу, требовал грамотных решений и, что особо перенял я от него, тактично, но всегда обязательно проверить исполнение приказа, указания, задания. Никто из летчиков не слышал от Благовещенского бранного слова.
Возвращаясь мыслями в прошлое, вспоминаю своего комдива как воспитателя и слова моего отца: «Смотри, сынок, никогда не обижай бойца». Эти слова я услышал в тот день, когда отец увидел меня впервые в командирской форме.
Мои отношения с личным составом полка, как мне кажется, складывались правильно. В бою я старался быть примером для подчиненных, при разборе боев и полетов справедливо оценивать каждого, очень уважал техников самолетов, в свободное же время общался с летчиками по-товарищески, старался не отрываться от интересов молодежи.
У меня всегда были ровные, а подчас и дружеские отношения с заместителями командира по политчасти, с комиссарами.
Я с благодарностью вспоминаю первого комиссара полка Ивана Михайловича Мороза. Он пришел к нам в самые тяжелые дни сорок первого года. В короткие [88] промежутки между боями его страстное слово звало к стойкости, отваге. Комиссар Мороз сам был отважным летчиком, совершил 117 боевых вылетов.
Уже в первые месяцы войны большинство летчиков были комсомольцами. Мужая в боях, они подходили к решению стать членами большевистской партии. Слова «считайте меня коммунистом» были своего рода мандатом неколебимой верности долгу. Так думал и я, вступая в партию на Курской дуге. На фронтовом аэродроме, рядом со стоянкой самолетов, коммунисты полка обсуждали мое заявление с просьбой о приеме в ряды ВКП(б). Выступавшие были немногословны, но каждый сказал: «Достоин!» [89]
Я старался оправдать доверие коммунистов. И тогда, когда водил полк в бои. И в долгие дни, складывавшиеся в месяцы, его переформирования. В создании нового боевого коллектива осенью 1943 и в начале 1944 года мне помогали коммунисты полка. Помыслы всех - и молодых летчиков и ветеранов - были едины: скорее на фронт. Советские войска после Курской битвы на ряде участков фронта устремились к Государственной границе СССР. Теперь только на запад!
И наше время пришло. Нашу дивизию перебросили на южное крыло советско-германского фронта. Мы вошли в состав 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта. Он включал в себя 4 общевойсковых, 1 танковую и 1 воздушную армии, танковый корпус и конно-механизированную группу. Командовал всеми этими войсками генерал Р. Я. Малиновский. Вместе с 3-м Украинским фронтом 2-й Украинский вел бои против немецких и румынских дивизий группы армий «Южная Украина». Готовилась стратегически важная наступательная операция советских войск под Яссами и Кишиневом.
В июне 1944 года мы перебазировались на передовые аэродромы, которые располагались в 25-30 километрах от врага. В связи с этим требовалась особая четкость действий всего личного состава полка, тщательная маскировка не только самолетов, но и всей аэродромной техники. Полевой аэродром имел лишь одну взлетно-посадочную полосу, одновременно взлететь или произвести посадку мог только один летчик. Молодым летчикам весьма пригодились тренировки при посадке Ла-5, которые так настойчиво мы проводили в запасном полку.