В пылу любовного угара
Шрифт:
– А теперь, Елена Дмитриевна, если я исполнил все ваши желания, может быть, вы позволите мне вернуться к моим прямым и непосредственным обязанностям?
– Да ладно, – пожала плечами Алёна, – пока возвращайтесь. Если вы мне понадобитесь, я вам еще позвоню.
– О господи! – мученически выкрикнул Лев Иванович и отключился.
Алёна тоже закрыла свой слайдер и посмотрела на Марину, ожидая неизбежных вопросов насчет того, какого высокого чина она столь беззастенчиво употребляла в своих целях. Однако редактриса уже стояла около факса и смотрела на ползущую оттуда бумажную ленту.
– Не совсем понимаю, что нам даст это фото, если машина в угоне, – пробормотала она. – А, Алёна?
Писательница не ответила. Она не без изумления смотрела на изображение на ленте. Снимок анфас вышел довольно расплывчатым, можно было понять только, что у человека довольно грубые и тяжелые черты лица, зато профиль отпечатался очень четко. Вот на него-то, на тот профиль, и уставилась Алёна. Причем изумление ее росло поистине с каждой секундой. Потому что данный профиль она вчера наблюдала… в собственной прихожей.
Да-да, именно обладатель этого профиля ввалился к ней вчера чуть ли не в полночь. И именно в него она нечаянно выпалила из своей газовой «беретты», так что он, чуть жив, вывалился из квартиры, а потом и из подъезда, едва не сбив с ног Дракончега на крыльце, а потом бросился к «Ниссану», стоявшему на том же месте, где всегда парковался означенный Дракончег…
Что?! Опять «Ниссан»? Не слишком ли много «Ниссанов» за один день жизни писательницы Дмитриевой?
Алёна снова схватилась за телефон и, вознеся мысленную молитву Будде, то есть своему оператору телефонной связи, вызвала номер, зашифрованный как «Тр Алекс».
Вообще, звонить друг другу у них было не принято. Все-таки Дракончег был женат, и Алёна совершенно не хотела осложнять ему жизнь даже мало-мальски. Они обменивались только эсэмэсками, а телефон оставался для самых экстренных ситуаций. Но сейчас ведь и была такая ситуация!
Вообще, Дракончег мог и не взять трубку. Мало ли что! Но он все же ответил.
– Привет, это я, извини, больше не буду, срочное дело, – на одном дыхании протараторила Алёна. – Ты вчера случайно не заметил номер «Ниссана»?
– Какого «Ниссана»? – с долей испуга спросил Дракончег. – Ты о чем?
– Вчера ты видел около моего дома машину, – терпеливо принялась объяснять Алёна. – Она стояла возле моего подъезда, и в нее сел тот мужик… кашляя, как припадочный. Помнишь?
– Ах да! – вспомнил Дракончег. – Точно, это был «Ниссан». Только номера я не заметил.
Алёна безнадежно кивнула. Полоса везения кончилась, конечно. Чапека Дракончег не читал, а читал только Бегбедера, которого она терпеть не могла. Кундеру, к слову сказать, она тоже не выносила, но это уж ее личные проблемы, которые совершенно не имеют отношения к нашему роману.
– А цвет? – спросила она на всякий случай. – Ты не заметил, какого он был цвета?
– Серый, – последовал ответ.
Сердце Алёны дрогнуло.
– В том смысле, что ночью все кошки серы? – спросила она, боясь поверить.
– Да при чем тут кошки! Я рядом проходил, протискивался мимо, можно сказать, так что не мог не заметить цвет, хоть и темно было. Серый он был, точно говорю. А что?
– Ничего, все нормально, спасибо тебе, – пробормотала Алёна. – Я тебе потом позвоню, ладно?
– Погоди, а когда мы…
Голос Дракончега оборвался на сакраментальном вопросе: видимо, терпение Будды наконец иссякло. Но Алёна этого даже не заметила, потому что в ту самую секунду дверь отворилась и в редакцию вошли две девушки. Те самые, которые тянули в разные стороны белого медведя на фотографии. Те самые, которые вчера пропали, увезенные на сером «Ниссане» в неизвестном направлении…
Пропажа нашлась!
* * *
Разумеется, она проспала. Ее разбудил отец Игнатий, и вид у него был такой злой, что Лиза поостереглась начинать вчерашние беседы насчет «не хочу – не могу – не буду». Еще придушит этот безумный фанатик, от него всего можно ожидать!
Ладно, что ж делать, пока придется, значит, уступить превосходящим силам противника. Но при первой же возможности…
Отец Игнатий несколько оттаял при виде ее демонстративной покорности и немедленно потащил к фрау Эмме.
Хозяйка «Rosige rose» жила в том же здании, только вход находился не со стороны Липовой улицы («Lindenstrasse» – гласила новенькая табличка), а со стороны какого-то Lindensackgasse. Лиза некоторое время мучилась над переводом, но отец Игнатий подсказал, что длинное слово означает «Липовый тупик».
Звучало название весьма двусмысленно, однако тупик и впрямь оказался тупиком, совершенно даже не липовым: короткий проулок в два дома с одной стороны и в два дома – с другой. Пятый дом замыкал проулок, образуя тот самый тупик, облезлый, облупленный, неприглядный, он был тыльной стороной «Розовой розы», которая сияла свежей краской фасада (само собой, розового).
Лиза ничего не имела против того, что им с отцом Игнатием придется явиться не с парадного входа заведения. Можно вообразить, какая там царит обстановка! Все-таки это не столько ресторан, сколько, прямо скажем, бордель… Она гнала от себя мысли о том, что ей хоть и недолго, но придется в нем, может быть, если побег не удастся, поработать…
Они с отцом Игнатием вошли в обыкновенный подъезд, чистый, хотя и давно не ремонтировавшийся. Обвалившаяся штукатурка, дверь, обитая черным дерматином с торчащим из-под него ватином, перекрещенная дранкой. На стене болтался электрический звонок, вырванный с «мясом». Отец Игнатий придержал его одной рукой, указательный палец другой воткнул в кнопку.
Зацокали каблуки. «Она что, дома на каблуках ходит?» – удивилась Лиза. И первым делом посмотрела на ноги открывшей женщины, а уже потом на ее фигуру и лицо. Выяснилось, что фрау Эмма и в самом деле обута дома в шлепанцы с помпонами на высоком каблуке. Да еще и в бордовом кимоно, расписанном драконами и золотыми розами.